Самогонщицы
Сейчас, когда на работу некуда было пойти не только Оклунихе, но и молодым, единственным ее заработком стал самогон. Если у нее затевалась стирка и во дворе висело белье, то это значило, что она варит самогон. Это был своеобразный сигнал для алкашей. Распродажа шла бойко, и единственным конкурентом была ее соседка бабка Матрена, прозванная Фигушихой за то, что она всем, кто просил у нее водку в долг, предлагала: — А фигушку не хочешь? Но так как спрос был большим, то это соседство не вызывало особого беспокойства. В этот неуютный осенний день Оклуниха настраивала самогонный аппарат. Возле плетня мелькнула тень, и скоро появилась худая фигура Петьки-тракториста. Заросший, мятый, с впавшими глазами и трясущимися руками, он напоминал своим видом оживший труп. — Тебе чего? Не видишь, только ставлю. Придешь позже, — пробурчала она возникшему за ее спиной полутрупу. — Ну хоть полстопки, здоровье поправить, — сипло прохрипел Петька. — А гроши есть? — У меня кое-что есть такое, что больших денег стоит. Вот, смотри, ручка с золотым пером, моего дядьки. А ты знаешь, кем он был? — спросил Петька и сам же ответил: — большим человеком. Он этой ручкой писал романы и стал знаменитым. На ней даже инициалы есть, — с трудом выговорил он непривычное слово. — На кой она мне? — возмутилась Оклуниха. — У меня уже ваших часов скоро ведро будет. Что мне, еще и ваши ручки собирать? Да я, кроме своей фамилии в ведомостях, не писала уже лет двадцать. — Да я же недорого, мне бы здоровье поправить, — мямлил Петька. — Я же сказала, позже. — Вот сдохну у тебя во дворе, будешь знать, — пригрозил Петька и двинулся к лавочке. Присев, он затих. И Оклуниха забыла о его присутствии. Хлопнула калитка, и во дворе показалась бабка Матрена. — Водку варишь? — ехидно поинтересовалась она. — А что это у тебя Петька дрыхнет под лавочкой? Оклуниха недовольно повернулась и увидела лежавшего под лавочкой клиента. Она стала его тормошить, но Петька не отзывался. — Мертвый, что ли? — испуганно прошептала Фигушиха...Ручка-самописка
... Оказалось, что родственников у Петьки не было, и, скинувшись, соседи похоронили несчастного как смогли. На следующий день после похорон Оклуниха нашла во дворе у лавочки авторучку Петьки. Может, она и пролежала бы так неизвестно сколько в траве, но солнечный луч, упавший на ручку, заискрился так, что невозможно было ее не заметить. Оклуниха долго вертела в руках Петькино наследство. — Наверно, и правда дорогая вещь, — подумала она и спрятала авторучку в комод. Ночью женщина проснулась и не могла понять, то ли ее кто-то позвал, то ли ей это приснилось. Вдруг ей захотелось вновь подержать ручку. Включив свет, Оклуниха достала ручку и ученическую тетрадь, которую хранила на всякий случай. — Интересно, пишет она или нет? — подумала Оклуниха и открыла тетрадь. Конечно, это было какое-то колдовство, другого объяснения женщина просто не могла найти. Она что-то писала в тетради. Авторучка как бы сама выводила буквы, а Оклуниха лишь поддерживала ее в вертикальном положении. Сколько прошло времени, она не заметила. Почти вся тетрадь была исписана мелким, довольно симпатичным почерком. Женщина за всю жизнь не написала и половины того, что было написано за эти несколько часов. Она попыталась прочитать, но незнакомые слова и обороты речи были для нее слишком заумными. — Что мне с этим делать? — размышляла женщина. И вдруг словно ей кто-то шепнул на ухо: — Отнеси в редакцию! Начинало светать. Перекрестившись, Оклуниха оделась во все самое новое и с тетрадкой направилась в редакцию. Она не знала, что ей говорить, и молча протянула тетрадку редактору. Мужчина лет пятидесяти с интересом посмотрел на женщину. Возможно, он ожидал от нее объявления или жалобы на соседку. Открыв тетрадь, он начал читать. Вскоре лицо у него вытянулось от удивления. — Это вы написали? — спросил он, приподняв очки. — Да как вам сказать, — замялась, краснея, женщина, — вот ночью проснулась и не смогла заснуть, пока не написала. — Большое вам спасибо, — обрадовался чему-то редактор, — пишите и приносите еще. Это мы непременно опубликуем. Гонорар сможете получить сразу после публикации. — Какой еще гонорар? — не поняла Оклуниха. Ей вообще было трудно разговаривать с таким ученым человеком. Он говорил столько непонятных слов. — Гонорар за ваш рассказ, — пояснил редактор.Гонорар — это деньги, навар
— Что такое гонорар? — спросила она у какого-то очкарика, выйдя из редакции. — Это, мать, деньги за публикации, — пояснил тот. Деньги! Главное, что она поняла, — ей дадут за эту тетрадку деньги. Довольная Оклуниха накупила побольше тетрадей и отправилась домой. Все последующие ночи она добросовестно писала, не пытаясь даже вникнуть в смысл того, о чем она пишет. Когда был опубликован первый ее рассказ, Оклуниха собрала все исписанные тетради и отправилась в редакцию за гонораром. При виде входящей с тетрадками в кабинет женщины редактор приветливо вышел из-за стола. Всю ее писанину он с восторгом принял. Оклуниха получила деньги... После опубликования еще нескольких рассказов Оклунихи ее известность перешагнула пределы района. Денег ей теперь хватало, а соседка полностью забрала самогонный бизнес в свои руки. Теперь не только ночами, но и днем женщина трудилась над тетрадями. — Интересно, — думала она, — почему в этой ручке не кончаются чернила? Больше ее уже ничего не удивляло, и жизнь вполне устраивала.Посчитали ее врушкой и отправили в психушку
Как-то в редакцию зашел солидный человек с дипломатом в руках. Закрывшись в кабинете редактора, они долго о чем-то беседовали. Потом, собрав тетради в дипломат, неизвестный куда-то их увез. Редактор не стал рассказывать сотрудникам о цели визита незнакомца и в ответ лишь пожимал плечами: — Сам пока толком ничего не знаю. Скоро все выяснится... Теперь, с приходом морозов, у Оклунихи прибавилось работы. Нужно и печь топить, и все дела, отложенные летом на потом, срочно делать. На столе у нее лежало несколько общих тетрадей, исписанных мелким почерком. Это был очень большой рассказ, возможно, даже роман, женщина не знала. Для нее не было особой разницы, что она пишет. Главное — теперь появилось время заняться повседневными делами. Но однажды на улице зашуршали шины и у двора Оклунихи остановились две иномарки. К калитке подошли двое незнакомцев. — Нина Андреевна? — поинтересовался один из них. — Нам необходимо поговорить. Женщина как на духу рассказала незнакомцам и об авторучке, и о том, как она попала к ней, и о ненасытной тяге к письму. После этого незнакомцы с интересом просмотрели тетради с записями. — Смотри, тот же почерк, — заметил один. — Да и стиль — ни с кем не спутаешь, — заявил другой. — Значит, я был прав, — продолжал первый. — Это неопубликованные рукописи, — и незнакомец назвал фамилию, которую Оклуниха услышала впервые. — Чистейшей воды плагиат, — как бы подтвердил другой. Весь этот разговор был для Оклунихи темным лесом, как, впрочем, и то, что она писала. Она с беспокойством поглядывала на ручку, которую вертел в руках один из гостей. Наконец один из незнакомцев обратился к хозяйке: — Вам придется поехать на некоторое время с нами. — Я не могу, — забеспокоилась женщина, — у меня хозяйство, печь надо топить. — Возможно, это мировое открытие, и вас ждет большая награда. Последний довод сильно повлиял на решение Оклунихи. — Хорошо, — заявила она, — я только предупрежу соседку. Бабка Матрена очень удивилась отъезду соседки. Она добросовестно несколько месяцев следила за хозяйством, пока наконец не нашлись очевидцы, рассказавшие ей, что видели Оклуниху в психушке. — Вот так обычно кончают слишком уж умные, — подвела итог Фигушиха. — Или руки на себя накладывают, или в психушку попадают.Как баба мужика достала Слышали поговорку «Мертвого из могилы поднимет»? Думаете, это крылатое выражение? А вот и нет. Не знаю уж точно, в станице ли, на хуторе, а был такой случай. Жили-были муж с женой. И была у того мужика жинка слезливая: чуть что не по ней — давай причитать. А как начнет причитать, то тут уж хоть из хаты сбегай. И так довела казака, что он уже и не знал, как угодить своей половине. А она этим и пользуется. Муж в поле, а она быстренько что-нибудь состряпает — и в постель. Муж с работы приходит, а она лежит, стонет. В хате не убрано, хозяйство не управлено. Казак рыкает на нее, а она давай причитать. И так она этим мужу надоела, что решил он ее проучить. Однажды, пока бабы дома не было, притворился мертвым, думает, посмотрю, что делать будет. А она пришла, увидела, что мужик помер, и давай по хате шнырять. Хоть бы слезинку выдавила. Всю хату вверх дном перевернула, даже карманы мужа проверила, ничего не нашла. «Деньги ищет», — ухмыльнулся казак. Ничего не найдя, начала баба причитать не своим голосом: — Да на кого ты меня без гроша оставил? Да на что я тебя хоронить буду? И так она достала «покойника» своими причитаниями, что тот не выдержал, да как рявкнет на нее: — Когда же ты замолчишь? И помереть спокойно не дашь! Как услышала баба, что ее мертвый муж заговорил, так и села с выпученными глазами, слова сказать и не может. Долго еще казак прожил после этого случая со своей женой, а баба с тех пор стала ласковой да сговорчивой, ни слез, ни жалоб от нее до конца своих дней мужик больше не слышал.
Колокол, исполняющий желания Копал как-то казак яму под погреб и наткнулся на колокол. Собрались тут все станичники и всем миром отнесли находку в церковь. Освятил батюшка колокол и повесил его на колокольне. Вроде все и забывать о нем стали, но в один из церковных праздников колокол сам зазвонил и переполошил всю станицу. Время-то было позднее, часов двенадцать ночи. Ну, казаки, понятное дело, решили: либо пожар, либо другое несчастье. А тут и батюшка сам стоит, ничего понять не может. И объявил тогда он это Божьим знамением и велел расходиться всем по хатам и молиться до утра с особым усердием, чтобы отвести несчастья. Всю ночь молились казаки, и только утром колокол замолчал. И столько необычного стало происходить после этого в станице, что слава о ней разнеслась по всей округе. А произошло вот что. Бабка Лукерья, разменявшая восьмой десяток и слывшая девственницей, оказалась вдруг на сносях. И через три месяца родила. Матушка, славившаяся своей шириной, вдруг стала быстро худеть и через месяц стала похожа на высохшую жердь, отчего сильно расстроился батюшка. Известные в станице выпивохи Дробына и Зануда, к всеобщему удивлению, бросили пить. Видно, все самые заветные желания казаков стали исполняться, но не это встревожило батюшку. Были и такие случаи, о которых тоже нельзя умолчать. Жили в станице два брата, враждовавшие много лет из-за наследства, которое оставили им родители. Так вот, на следующий день после колокольного звона одного из них бык загнал на дерево и тот, сорвавшись, сломал себе ногу. В тот же день у него сгорел сарай и куры перестали нестись. А другого брата с сильным поносом отправили в больницу, а у его жены стал расти нос. Говорили, что незадолго до этого во время ссоры они желали друг другу как раз того, что с ними произошло. Известная сплетница Степчиха вдруг онемела, а Ванька-дурачок, любивший подглядывать за купающимися девчатами, вдруг ослеп. У кого-то на грядке все посохло, у кого-то бурьян так стал расти, что впору его не полоть, а вырубать. В общем, паника началась в спокойной когда-то станице, а тут опять церковные праздники на носу. И решил батюшка от греха подальше опять захоронить колокол от людских глаз. — Недостойны, видно, мы еще, чтобы подобное чудо среди людей находилось, — вздохнул батюшка, перекрестившись на церковной исповеди. Многие пытались тот колокол найти, но, говорят, он и по сей день где-то в земле лежит, ждет своего часа.
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
