 |
| Витька говорил, что теперь верит в Бога… Фото Валерия Уткина |
Слышь, принцесса…
Я натягивала поглубже на лоб свой потрепанный фиолетовый капор с катышками и мечтала о том, что, когда вырасту, обязательно куплю себе такую же боярскую шапочку. Через пять лет об этой шапочке я и не мечтала, только отчего-то всех принцесс рисовала с такими же черными бровями, как у Гали, и пухлыми кругами розовых щек – точь-в-точь как у моей подружки. В тринадцать я зачитывалась приключениями в Изумрудном городе и долгими вечерами листала старую подшивку журналов «Наука и жизнь», извлеченную на свет из кладовки. Иногда в той же кладовке попадались и потрепанные жизнью пожелтевшие стопки газеты «СПИД-инфо», они мне нравились больше «Науки», но были сродни детским сказкам – какие-то невероятные истории, смешные непонятные рисунки о том, чего на самом деле не бывает. Пока я металась между сказками, наукой и взрослой жизнью, квартиру Гали осаждали поклонники. Точнее, я-то по наивности своей считала их просто хулиганистыми мальчишками и никак не могла взять в толк, отчего они не дергают меня за косички, а, прижав к стене в подъезде, выпытывают, где живу и как зовут. Отвечаю честно и без страха – с детства привыкла к компании сорванцов. Но эти не такие. Они не гоняют мяч во дворе и не травят смешные анекдоты, не пинают твой ранец, когда ты возвращаешься домой, и не рисуют мелом стрелки, играя во дворе в «казаков-разбойников». У них бегают глаза, когда ты начинаешь говорить, а руки постоянно в карманах. Они начинают разговор со «слышь…», а заканчивают его длинным плевком в сторону. Я пробовала повторить такой – не получалось. А в Галкином дворе получалось все – убегать от темных фигур в детском саду, влетать в освещенный подъезд и быстро прижиматься к стене, зная, что сейчас придется кричать. Одной зимы мне хватило сполна, чтобы решить для себя: больше сюда не приду. А Галя осталась. Там, в лихих девяностых, в своей белоснежной чистой шапке, в которой, если завязать длинные лапы шарфа на шее, кажется, что лицо обрамлено белым саваном из плюша.Почти джентльмен
В одно время мы окончили школу, только в разных частях города. В одно время принимали решение о том, как жить дальше, – я металась между университетами и так толком не окончила ни один. А она выбирала вывески поярче и цветные огни – сразу после школы Галя устроилась на работу в центральный магазин. Потом во второй, попроще, в третий… С каждым годом все полнее становились румяные щеки, ленивей походка и медленней речь. Да и жила она как-то лениво: еле разворачивала грузное тело в узком пространстве за прилавком, когда кто-то недовольный уже стучал монеткой по блюдцу у кассы: «Девушка! Да подойдите же наконец!» Потом, не спеша, плелась домой, садилась есть перед телевизором, а вечером ложилась в кровать с томиком женского романа в мягком переплете – тем самым, на глянцевой обложке которого если буквы, то непременно золотые, а если девушка, то белокурая, голубоглазая страдалица или знойная южанка со смуглым лицом. Таким же, как у Гали. Листая книжку, она представляла, что это у нее стройные ноги без уже намечающегося варикоза, это у нее тонкие нежные пальцы и толпы поклонников. Поклонники, впрочем, у Гали были – те повзрослевшие мальчишки из двора. Они уже давно сменили джинсовые курточки на черную кожу, обзавелись щетиной и пропусками на завод. Хотя пользовались ими все равно редко – то официальный больничный, то неофициальный, праздников-то в России много. Галька любила ходить с ними в бары – там в темноте не видно было ни ее полноты, ни их щетины. А музыка грохочет так, что и разговаривать не надо, – все равно не о чем. - Что ж вы там делаете? – спрашиваю. - А на народ пялимся, - вяло отвечает. Танцевать она не ходила – стеснялась, очень только любила, когда Витька, самый голосистый в компании, ее руку своей лапищей накрывал и предлагал выпить за женщин. Он, в своих спортивках, как-то сразу становился значительней и вроде даже ростом выше. В общем, джентльмен. Ну почти. С ним-то и начался этот странный роман. Без конфет и букетов – один раз до дома проводил, на второй ночевать остался. Родители Гали были, в общем-то, не против: знали Витьку с детского сада, один двор как-никак. Но и не радовались особо – скрытный он, говорят, да мать по пьяни лупит. Ну а кто кулаки не распускает? Бывает…Не по злости, а по глупости
За тот год, что они были вместе, Галя похорошела. Купила себе цветастую юбку на рынке, а зимой даже шубу справила. И мелирование сделала – черный прежде хвост теперь сверкал белыми прядками, а еще челка над круглыми очками повисла. Витька часто в магазин захаживал – пока покупателей нет, Гальку развлекал. Ей нравилось, что он у прилавка стоит, – пусть все видят. А если Витька пиво покупал, то и ей на сдачу шоколадку брал всегда, знал, что сладости любит. Правда, деньги у него были не всегда – то сразу много, и на пиво хватает, и на водку, и даже на колбасу, а иногда сигареты ему Галя брала. Любила ведь. Ее в тот день на смене не было. Вера-сменщица позвонила и сказала, что Витя приходил, у прилавка мялся. Как на знакомого, на него девчонки внимания особо не обращали, за пацанятами шустрыми у кассы наблюдали. А как Витька ушел – хватились: стояли на прилавке несколько бутылок с полки, которую Вера от пыли протирала, а расставлять обратно стала – два места пустых на стеллаже появились. Рванул охранник на улицу, догнал Витьку в соседнем дворе, из-под куртки водку вытащил. Ну и начальству, конечно, доложил: на премию парень рассчитывал, ему ж тоже семью кормить надо. Тогда милицию не вызвали, только Гальку заведующая отчитала и сказала, чтобы больше ноги Витьки в магазине не было. Вечером Витька гоношился: - Слышь, а что это она на тебя понесла? Ты-то при чем? Ну, коза, ну задам я ей! - Ну что ты задашь? Сам хорош, отступись! Но Витьку так просто не угомонишь. Пил как-то с дворовыми друзьями, пожаловался на строптивую заведующую, вместе и решили проучить. Сразу, как только выпивка закончилась. Пошли втроем, окно разбили в подсобке, не успели внутрь забраться, как на зов сигнализации милиция приехала. На два года упекли Витьку тогда за решетку – по ходу дела всплыли какие-то еще грешки, о которых Галька, может, и догадывалась, да знать не хотела. Ее уволили сразу. Точнее, попросили по-хорошему, а Галька и сопротивляться не стала – не в ее правилах это. Пару месяцев дома просидела, родители кормили, а потом уборщицей в соседний магазин устроилась. Витька писал постоянно, потом и мобильником на зоне разжился – он звонок давал и сбрасывал, а Галька перезванивала. Вечерами напролет они говорили о том, как хорошо будет им жить, когда Витя вернется. Как квартиру снимут, он на работу устроится, двух детей заведут. - Мальчика первого, назовем его Володькой – у нас тут отец Владимир службы в церкви служит, хороший человек, - шептал в трубку Витька. – Я ж, Галчонок, в Бога теперь верю. Только он судить может, он и знает, что не по злости своей сюда попал, а по глупости. Ну ничего, выйду – ты у меня как сыр в масле будешь кататься. Галька ревела и головой кивала, да еще посылки ему собирала. В общем, ждала парня. Он вернулся весной, лето все в себя приходил, как говорил, отдыхал от тяжкой жизни, а осенью пошел на работу устраиваться. Не успел и неделю проработать, как снова попался. Взял что-то, что плохо лежало, да, видимо, все равно под присмотром было. В этот раз на зону пошел не один – парочку друзей, с которыми тащил, за собой повел. Еще год дали. Тут уж Галька ревела в голос, не стесняясь ни следователя, ни свидетелей. Поревела-поревела дома да и поехала к нему на зону брак регистрировать – подсказал ей кто-то, что так милого быстрее выпустят. Расписали их, даже брачную ночь в комнате для свиданий устроили. И снова потянулись дни, звонки, письма, посылки и обещания. Вышел Витька 12 марта, а 19-го его убили: в пьяной драке ножом пырнули. Было это три года назад. С тех пор многое осталось в прошлом – забылись обещания, утихла печаль, за¬крылся на ремонт и вновь открылся магазин, в котором Галя раньше работала. И даже заведующая сменилась, новая пожалела молодую пока еще девчонку и приняла ее вновь на работу. Все стало как когда-то до Витьки: любовные романы, пуховик вместо надоевшей шубы, отросли обесцвеченные прядки, и снова зачернел на затылке хвост. Только вот больше Галя не мечтает о любви. И дело даже не в ней, а в тех закадычных дворовых друзьях Витьки, которые ей говорят: - Слышь, ты теперь смотри – никого не води. Пока мы Витьку помним, ты его девушкой будешь. Так что хахали твои долго не проживут, даже мертвому не изменишь. И смачно сплевывают в сторону. Она не верила поначалу, но после того, как в баре к ее столику подошли трое и увели на улицу ее спутника, поняла, что это не шутки. Тот парень в бар так и не вернулся, а на улице теперь обходит Гальку стороной. А она и не пытается ему ничего объяснить – не в ее правилах это.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
