Укладываю вечером дочку спать, сжимаю ее кулачок в своей руке и думаю, что же будет с нами дальше? Нет, знаю, что неминуемы подростковые капризы, первая любовь, двойка в школе за поведение и слезы примирения. Знаю, что не раз выскажет она мне несправедливые упреки, а я, в сердцах, обижу ее ненароком. Будет и хорошее, разумеется: трогательный выпускной в детском саду, белые банты первого сентября, будет (верю – обязательно будет!) маленький братик или сестричка. А что еще? Что может случиться такого неучтенного? Забираюсь с головой под одеяло и выуживаю себе страшилки на ночь. Да ни при чем тут пессимизм – буду учиться на чужих ошибках…Один на всехС ней мы жили в одном дворе. Привыкли еще с песочницы всем делиться: пересказывали пропущенные серии «Тома и Джерри», жевали одну жвачку на двоих. Повзрослели – проблемы посерьезнее пошли: школа, учителя, мальчишки. О каждом своем новом кавалере Лена любила рассказывать долго, только вот классе в десятом вдруг приумолкла. По старой памяти иногда выдавала неохотно скупую информацию, мол, зовут Димой, старше ее намного, живет в квартале напротив роддома.Таинственного Диму увидеть не удавалось долго – мы уже успели окончить школу и поступить в вузы, когда однажды Лена приехала ко мне в гости. С порога объявила:- Если мама будет искать, я у тебя ночую, договорились?- Ну допустим. А на деле как?- У Димы, конечно!Прием старый, проверенный, поэтому не удивил. В назначенный час в дверь позвонили – на пороге стоял отчим Лены Сергей Владимирович.- Ну вот, познакомься, это и есть Дима, - смутилась Ленка.- А как же мать? – много ли спросишь, пока собирается дамская сумочка?- Они давно друг друга не любят. А я его люблю.Люди взрослые – разбирались со своей любовью сами, до меня долетали тогда только краткие сводки с места событий. Например, с поездки в отпуск на юг. «Ой, представляешь, так забавно было иногда – в кафе сидим, Сереженька с мамой целуется. Она в туалет – он ко мне!» - смеется беззаботная Лена. Для нее, вчерашней школьницы, это просто игра в прятки со строгой мамой – той самой, что воспитывала их со старшей сестрой одна.Была съемная квартира, где проводили вечера Сергей Иванович и Лена, чтобы порознь вернуться в общий дом и снова сесть за один стол, накрытый заботливой хозяйкой. Была больничная койка, на которую попала мать, узнавшая все-таки правду. А вот на свадьбе дочери ее не было, разумеется. И еще долго я ничего не слышала о ней – влюбленная Лена просто вычеркнула мать из памяти, изредка пожимая плечами:- Ей тяжело, я понимаю, но ничего сделать не могу. Тут ведь любовь, а это свято.Святая любовь тем временем не дремала – она обустраивала квартиру молодых да расслабляла поясок на растущем животе будущей мамы. Сыну было три месяца, когда Лена застала своего-маминого мужа в постели секретарши. Ему было четыре, когда она, устав рыдать по ночам в подушку, подала документы на развод. Пять – когда на съемную квартиру к Лене пришла мать. Молча опустила две тяжелые сумки на кухонный пол, вымыла руки и подошла к малышу. Лена долго рассматривала мать: с десяток новых морщин и сотни белых волос, мерцающих среди прядей цвета пшеницы, красные пятна на родном лице – следы переживаний. Если честно, я не знаю, о чем тогда они разговаривали, да и не имеет это особого значения.НаследствоАня, наоборот, была послушной и преданной дочерью. С детства ей внушали, что мать – святая, которая тянет на своем горбу двоих неблагодарных детей. Сколько помню Аню, она постоянно что-то мыла, чистила, штопала, убирала. А еще прикрывала мать. Тетя Валя в моей памяти осталась одной из тех неугомонных хохотушек, что всегда оказываются в центре внимания. Высокая, статная, чернобровая, с полной высокой грудью, она меняла кавалеров как перчатки. Годам к тридцати пяти, подумав хорошенько, выбрала самого смирного, объявила его своей любовью и снисходительно позволила взять себя в жены.Кажется, брак действительно был удачным – дядя Саша о детях заботился, жену на руках не носил исключительно из-за того, что весовые категории не позволяли, но на коленях держал охотно. Да и дом на плечи взвалил без стона и ропота. Года три так жили – мы с Аней как раз школу вместе заканчивали, а потом у тети Вали появился дядя Боря.Я в них уже путаться начала, а Аня следила за личной жизнью мамы с пристрастием. А как иначе – нужно ведь маме помогать. По ее просьбе Аня придумывала для любовников алиби, когда они уезжали на дачу. По маминому приказу Аня тщательно следила за младшей сестренкой, чтобы та, не дай бог, что-нибудь отчиму не то не проболтала.- Маму ведь пожалеть надо, - объясняла она больше себе, чем мне, за очередной чашкой чая. – Ну ты пойми, она всю жизнь без любви жила. А тут любовь. Неужели не помогу ей? Пусть встречаются…Я пожимала плечами и молчала. Спустя пять лет Аня сама вышла замуж. Вроде как счастливо: муж, дочь, квартира, работа – все как полагается. Ровно на три года ее хватило, потом появился любовник.- Ненавижу ее, - пьяно размазывала тушь по щекам Аня. – Я ж всю жизнь между мамкой и ее ухажерами вертелась, так теперь сама по-другому не могу. Скучно мне, понимаешь? Мужик есть, вроде любимый, а мне еще что-то подавай! Я уж дочке говорю: «Хоть ты, родная моя, мамочку пожалей, ничего папе не говори про дядю Славу». Она и молчит – одна моя опора…ЛукичКатя жила в другом городе. Точнее, ее корни теряются где-то в окрестностях Ленинградской области. Здесь, на Севере, оказалась мама тогда еще трехлетней Кати. Влюбившись, Светлана уехала за романтикой на Север, вслед за возлюбленным и яркими сполохами, которые в то время еще полыхали на зимнем небе. Дочку оставила с питерской бабушкой, рассудив, что там, в большом городе и огромной трехкомнатной квартире, ей будет лучше.Неизвестно, кто выиграл больше от такой постановки вопроса – счастливая Светлана, которая удачно вышла замуж, или престарелая бабушка, страдавшая до тех пор от одиночества. Я знаю точно, кто проиграл.- Нет, бабушка была чудесной. Она все время заботилась обо мне, - иногда вспоминает Катя. – Только одно смущало: то ли из ревности, то ли из-за старческого маразма разговоры в доме велись только об одном – о «подлой матери, которая посмела бросить своего ребенка». Я вставала под тоскливые завывания и засыпала с ними. Я давилась обедом под фон упреков и истерик – не в мой адрес, конечно. Но иногда казалось, что будет лучше, если бабушка начнет ругать меня, а не маму, которую я любила, несмотря на расставание,Самостоятельность пришла к Кате рано – когда она, студентка первого курса вуза, не смогла однажды попасть в квартиру. Дверь была наглухо закрыта изнутри, но на звонки никто не отвечал…Свою беременность Катя скрывала долго – когда уже самый большой из имеющихся в доме свитеров перестал налезать на круглый живот, Катя стянула волосы резинкой, собрала сумку и поехала в гости к матери и отчиму, решив, что по телефону о таких вещах не говорят. К тому же вес прибавился только у самой будущей мамы, паспорт остался не обремененным печатями. Глядя, как тяжело и аккуратно переступает по двору дочь, мать заревела и опустилась на табуретку, прикрыв глаза руками:- Что теперь делать? Что делать? Ты чем, чем думала? – только и повторяла она.Катя стояла в дверях и молчала, она, если честно, и не ожидала более радушного приема.- Это было мое решение, мам. Я хочу ребенка, - сказала в пустоту.И снова тишина, прерываемая только редкими и тонкими всхлипываниями. Так и тянулись минуты – мать в углу и дочь в дверном проеме, пока не появился отчим Лукич:- А что воем, мать? Думаешь, ребенка не прокормим? Что за глупости! Давай сумку! - Он обнял Катю за плечи и повел в свободную комнату. – Раздевайся давай, сейчас мать успокою. Да не реви сама – тебе нельзя. Все хорошо будет, я обещаю.Выполнил, кстати.
Программа тридцати телеканалов! В том числе, по просьбе читателей, «TV 1000 Русское кино», «Спорт Плюс» и ДТВ. Анонсы наиболее интересных передач и фильмов. Новости телевидения. В продаже уже со среды!
