«Напишите кратко: воевала, строила, живу…»

Нине Павловне Песковой 23 декабря исполняется 85 лет

Сын зовет меня в Москву

Перед тем как нажать на звонок, приосаниваюсь, для начала разговора слова посерьезнее подбираю. И успешно все забываю, когда дверь открывается. Почему я решила, что Нина Павловна Пескова человек строгий?

Сначала спросила приветливую хозяйку про толстенную газетную пачку на стуле. «Все читаю и кроссворды разгадываю. Надо же чем-то заниматься». Потом мы от души поругали погоду. Чуть-чуть поворчали на молодежь. С Ниной Павловной внук восемнадцатилетний живет: «Такой неслух». Вместе вздохнули: другое поколение…

- Сева зовет меня в Москву, но как я Димку оставлю?

Для Нины Павловны Сева – просто старший сын, для меня и всей России – председатель Союза журналистов страны Всеволод Леонидович Богданов.

- Быть мамой известного человека – больше радости или тревоги?

- Я уже привыкла. А хвастаться - никогда.

…Второй час разговора тикает на будильнике. В очередной раз отказываюсь отвлечься на чай: лучше еще поговорим.

- Память стала подводить. Представляете, в кроссворде надо было разгадать «толстый блин». Так я два дня мучилась, вспомнить не могла, что это оладья!

Два кило конфет на дорогу

Даты и фамилии – с небольшой запинкой, я их в своей более короткой памяти, пожалуй, дольше ищу. А вопрос о главном счастье жизни ни секунды не ждет ответа: «Счастье - когда дети появляются, клубочки эти добрые». У Нины Павловны детей трое. Было. Рассказывает о смерти сына без слез, но так, что трудно представить на ее лице только что погасшую улыбку:

- Шесть лет прошло, а до сего времени успокоиться не могу. Я была на даче. Затопила печку, дым – в дом. Есть что-то такое, предвещающее… Надо было тем же утром домой ехать. Не поняла. Приехали ко мне, сказали: Славик умер. Вот в этой комнате. До этого вышел из больницы, возмущался: «Мама, доктора ерунду какую-то придумали, здоровое у меня сердце. Мне всего сорок пять!» Очень тяжело терять детей…

Спасаясь от подступивших слез, убегаем в дальнюю даль.

- Мы, Гурьевы, из Кехты. Родились в семье десять детей, выжили шестеро. Мама – колхозница с образованием в две зимы…

Отец уезжал на заработки, из-за этого умницу Нину в седьмой класс школы колхозной молодежи не взяли. Разрешили дальше учиться, только когда Павел Андреевич Гурьев устроился в промколхозе кузнецом. Металл гнул запросто, а с людьми так не мог. «Сбегай в контору, что-то мне опять мало начислили», - говорил жене. И это было самым крайним проявлением возмущения. Дочку очень любил, но к себе и деревне не привязывал, радовался, что Нина поступила на рабфак при АЛТИ и нужды не знала, а потом в Ленинградский авиационный институт через большой конкурс прошла. Училась год, пока дорогу не перешла война.

- Не забыть Московское шоссе в тот день, когда мы провожали мальчишек-однокурсников на фронт: вся широкая дорога в добровольцах. И мы просились. Не боялись войны, тогда казалось – ненадолго.

«Где служила? – Переспрашивает она меня. - Знаете, день рождения ведь не 9 Мая?! Напишите кратко: воевала, есть орден Великой Отечественной войны».

Больше и не получится. Остается только с уважением сказать: крепка наука военной тайны, которая началась для молоденькой Нины в «сером доме» управления НКВД.

- Нас, девчонок, на фронт декан факультета марксизма-ленинизма провожал, он потом на войне погиб. Принес на дорогу два килограмма первых прибалтийских конфет, Прибалтику только-только к Союзу присоединили. Такие вкусные!

Военно-полевая драма

Вернулась Нина домой в сорок четвертом году. Так, как увидел отец в предсмертном сне. Он умирал от тяжелой простуды, вернувшись с рытья окопов в Кеми. Плакала мама: «Что я детям скажу?» Научил: «Скажи, что жил да умер». Спросил, почему Нина к нему не подходит. Услышав ответ, переспросил: «На фронте? Не может быть: только что прошла мимо меня с каким-то военным и большим чемоданом».

Действительно, через два года из-под Ленинграда в фанерном чемодане военная пара везла приданое для своего будущего малыша – самодельные распашонки, маленькие пинеточки.

…«Странно как-то все получилось» - это про военно-полевую любовь. Наверное, им завидовали, может быть, кто-то осуждал, мол, не время. Но другого у них не было. За месяц до родов офицер Леонид Богданов привез свою Нину в Кехту. Через десять месяцев погиб на границе с Финляндией. А перед возвращением на фронт зашел в сельсовет, предупредил, что оставляет на Земле свое продолжение: «Зарегистрируйте сына».

- Мы его Севкой звали еще в животе. У нас на рабфаке парень с таким именем учился, очень симпатичный. И совсем с ним не была знакома, а вот запало.

…«Хорошо бы до вечера вам родить», - торопила природу акушерка, растапливая печку в пустом медпункте Боброво. Спешила она на танцы к военным летчикам, а тут роженицу на лошади из-за реки привезли.

- Успела я до танцев, - улыбается Нина Павловна. - Крупный мальчик получился. Не подошли пинеточки.

- Крикуном Всеволод Леонидович был?

- Все плакал и плакал... Мы с Севой на кровати лежали, когда принесли похоронку. Обхватила я сына, и такое подступило, думала, с ума сойду.

- Похож сын на отца?

- Не знаю… Нет, его дочка Нина, моя внучка, – копия Леонида. И даже говор такой же. В первый раз, когда ее привезли, дрожь по коже пошла, как похожа.

Такую стройку развалили!

- У нас в деревенском доме кухня была метров двадцать. Иногда утром проснешься – на полу и на печке люди спят. А в большом чугуне картошка варится. Добрая у меня была мама, как и все деревенские. Пускала на постой поволжских немцев. Они жили в Архбуме, ходили по деревням, еду на тряпки меняли. А когда мама заболела и ее в больницу увезли, эти люди у нее в палате паломничество настоящее устроили.

- А вы были строгой?

- Нет. Второй муж все время говорил: ты детей своей добротой испортила, и внуков портишь. С Анатолием Николаевичем Песковым мы на танцах в ДИТРе познакомились. Он был военным. А я работала на стройке. Все инструкции наизусть знала, за каждую копеечку боролась. Особенно запомнились стройки последних лет: драмтеатр, здание, которое сейчас так называется, что и не выговоришь, – ЦКиОМ. В семьдесят два года только на пенсию ушла. А бухгалтером меня деревенский председатель уговорил стать: «Ты ученая, а у меня два класса образования». Потом родные позвали в город. На первом курсе вечернего техникума Свету родила, на втором – Славу. А до этого окончила университет марксизма-ленинизма. Два года вместе с легендарным директором нынешнего Севмашпредприятия Евгением Егоровым училась. Он нас «девчатами-строителями» называл. Симпатичный был дядька, очень общительный. Да и вообще мне попадались люди добрые. Пожаловаться не на что. Дадут на работе премию рублей десять, колготки купим и рады. Как могли, так и ценили... А мы разве могли тогда знать, что стройтрест разгонят. Такие люди в нем работали, город построили, а их забывают. Недавно умер лучший бригадир каменщиков, с Доски почета его портрет не снимали, а на похороны никто не пришел…

Лялька, веники, комсомол

- Нина Петровна, расскажите про старшего сына.

- Ворчать Сева будет, что я опять про веники и комсомол...

Беру удар на себя. Журналист журналиста поймет: как не спросить, как не написать про деревенскую девочку Ляльку, лучшую подружку мальчика Севы, которую учил палочки в тетради выводить. Про то, что он и жену Ларису в память о детской дружбе Лялькой называет. И про первые шаги в бизнесе. Его «контора» веники не вязала, приносили их для бабушкиных коз соседские мальчишки. За каждую штуку Сева выдавал талончик – пропуск в кино, которое крутил по диапроектору. И все были довольны, особенно сытые козы.

В город переехав, маму совсем не расстраивал. Не дрался, учился хорошо, особенно удавалась математика, а вот почерк будущий журналист имел отвратительный. В школе-интернате он стал президентом ребячьей республики. И вскоре возглавил… ученическую забастовку-голодовку. Шум поднялся неимоверный.

«Рука не Богданова, но стиль – его», - решили педагоги школы-интерната, прочитав петицию школяров. Начиналась она примерно так: ни в одной советской школе не позволено морить детей голодом… Накануне без ужина оставили опоздавших на него ребят. «Морили», надо сказать, недолго: ужина лишили провинившихся.

- Севу тогда демагогом называли, из комсомола исключили. Ездила я в обком, предлагала выговором отделаться. Потом даже из ЦК ВЛКСМ приезжали разбираться, отменили исключение.

Как сын в интернате оказался? Николая Пунанова, директора первой школы, где учился активист Богданов, перевели руководить интернатом. А он пришел к Нине Павловне: «Я вас прошу, отпустите Севу в интернат». Зачем? «Для укрепления комсомольской организации». Укрепили на свои головы, выговор после того шумного дела даже секретарь горкома партии получил!

- Нет, тогда я на Севу не ругалась. А вот когда он учебу в «Бауманке» бросил, ругала. Ума, говорила, у тебя нету!

Мамы тоже не всегда бывают правы.

- Нина Павловна, волнуетесь перед праздником?

- Не хотела я этого юбилея, Сева придумал отмечать. Придется пережить. А сейчас переживаю, что вы чаю так и не попили…

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта