Лейтенант Павлик

Людей и судеб, искалеченных войной, встречал я немало. Их судьбы - без счастья. Можно сказать, их жизни - без жизни...

С НИМ мы не раз сидели на гранитном откосе у Погры, ходили по мшистым песчаным обрывам у Кудьмы. Я любил его слушать. Живой и ясный ум Павла Юдина словно бы спорил с неустойчивостью, неуравновешенностью характера - следствием многих душевных потрясений. Запомнились его превосходная память, логичность мышления и особый дар воспринимать жизнь - даже в самом тяжелом - с легким юмором. «С медалью «За оборону Ленинграда» мы в лучшую гостиницу на Невском устроимся...» - говаривал он.

Он немало рассказывал мне о войне. Вернее, о двух войнах, в которых пришлось ему участвовать.

Герой Халхин-Гола

Халхин-Гол. Тяжелый марш по раскаленным пескам Монголии - и вот бронетанковый батальон выходит в безводную лощину и полукольцом охватывает японцев. Но и японские подвижные части с флангов и тыла отсекли союзную монгольскую конницу и зажали советский батальон в тиски.

И вот люди изнемогают от жажды, броневики вязнут в песках, двигатели глохнут от перегрева, вода кипит в радиаторах, а под обстрелом броня горит, как дранка. Скоро от батальона остается четыре машины.

- Снаряд попал в башню моего броневика, и я оглох, из носа и ушей пошла кровь, - вспоминал Павел. - Водитель и радист погибли. Я снял пулемет и через нижний люк вылез наружу. Гляжу: горят еще две наши машины, а гребень сопки прямо шевелится от японцев. Я стал их «успокаивать» короткими очередями. Тут слева, низиной, на врага пошла в атаку монгольская конница, но скоро отхлынула назад. Справа японцы подползли уже на бросок гранаты. У меня оставалось два диска к пулемету. Тут вновь атаковали монголы... А меня вдруг ударило в голову, в глазах закружилось небо... Очнулся уже ночью. Чувствую - тащат меня. Я медленно потянулся к кобуре - оружие было при мне. Слышу: «Холос товалис, свой товалис...» Отлегло от сердца: свои, монголы. Положили меня на песок. Кавалерист достал флягу, влил мне воды в рот. Смотрю - сам облизывает запекшиеся губы... Четыре месяца я лежал в полевом госпитале: контузия и два ранения пулевых.

Это все Павлик рассказывал мне весной сорок первого. В марте он женился на моей старшей сестре Лидии, а в мае ему принесли повестку в армию - «на переподготовку». Недолго был он на гражданке... Я записал его рассказ в дневник, а он похвалил меня и сказал: «Пиши, Корнюшка, я, может, с новой войны не вернусь... Не горюй, расти! Чую, война будет. Не Халхин-Гол - другая, большая... Расти, следом за нами пойдешь».

Сталь под сердцем

Долго не было от него писем. Потом узнали мы, как его противотанковая батарея с боями отступала через Прибалтику к реке Луга, как тяжело раненого Павлика товарищи несли на руках лесами и болотами... Осколочное ранение в голову и еще одна контузия. Полевой госпиталь, потом ленинградский.

Выздоровел зимой сорок второго. Направили в школу среднего комсостава. Три месяца - и снова на фронте, уже в звании младшего лейтенанта. Бои в Синявинских болотах. Голод, усталость, пушки, которые приходилось тащить на руках. Атаки вражеских танков, от которых приходилось отбиваться не только снарядами, но и гранатами, бутылками с зажигательной смесью и простым бензином...

И новое ранение. Осколок попадает в грудь. Оперировать врачи не решились - так и остался этот кусок стали под самым сердцем. Под орденами и медалями...

В 1970 году боли стали нестерпимыми. Пожаловался в военкомате, на перекомиссии. Врач направил на рентген, посмотрел снимок и признался, что такого еще не встречал. Так близко от сердца... Как же Павлик жил?

- Да так, - отвечал тот с улыбкой. - Работал, как мог, ну и жил, как мог... Ну, Корнюшка, теперь поживем! Видишь, какую пенсию дали!

Последний приют

Вот только не сбылась его мечта «пожить»: умер он в том же 70-м - еще совсем не старым, в 55 лет.

Суровая жизнь, тяжелые ранения сделали свое дело. Болезни, неуравновешенность характера. Что скрывать - усугубляло трагедию и еще одно следствие войны - пристрастие к «боевым ста граммам»...

И все-таки почему-то все звали его ласково, почти по-детски - Павликом. Всегда. И когда он был семнадцатилетним соломбальским парнем, звездой поселковых танцплощадок, отличным гитаристом. И когда вернулся, отслужив действительную, повоевав на Халхин-Голе. Офицер Великой Отечественной, кавалер орденов Павел Юдин тоже был для окружающих Павликом. Им остался, даже став дважды дедушкой...

На его могиле скромный серый обелиск. Чуть улыбающееся лицо на фотографии. «Павел Иванович Юдин. 1915-1970. Спи спокойно, дорогой муж, папа и дедушка».

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта