Философия по Пеннеру

Почему он мечтает купить домик под Питером, а немецкого кота-чистюлю назвал Ваней

Город Онега. «Вечерка» в гостях у одноименной газеты, пригласившей коллег на восьмидесятилетний юбилей. Местный трактир шумит здравицами, поет, танцует и ждет горячего. Идет третий час торжества. По нашим меркам, самый разгар. Но что русскому в радость, то немцу...

Не генерал...

Он приехал издалека, придав гостевой географии весомость: «Наш бывший сотрудник, независимый журналист из Германии Яков Пеннер...». Но роль свадебного генерала ему явно неинтересна. И радости особой во взоре не наблюдается. Хотя, что может не нравиться в гостях у друзей? Провинциальность торжества, подзабытая на Неметчине открытость русской души, когда после второй взаимному уважению нет границ? Или отвычка от русской кухни?

Яков Пеннер честно добавляет к перечисленному, что вчера тоже был по-русски широкий праздник: «Поэтому кушать сегодня совсем не хочется».

Все понятно, за дружбу-фройндшафт лучше тост не предлагать, на танец не приглашать. Поэтому зову на прогулку. Очень хочется поговорить с русскоязычным коллегой о том, «как оно там?», и об одном нашем общем знакомом.

- В девяносто первом, когда здесь стало физически невозможно жить, уехал в Германию, - рассказывает Пеннер. - Живу в городе Бонне. Работаю независимым журналистом, пишу и снимаю. Я стал капиталистом, продаю свой товар журналам и Интернету. Пишу на русском и про Россию.

- А думаете уже на немецком?

- Я вообще сейчас не думаю - с вами разговариваю.

Без страховки

Дырявлю высокими шпильками мягкий берег красивой реки Онеги и на ходу мну ручкой страницы блокнота, записывая замечание:

- Европейская женщина ни за что бы такие каблуки не надела, тем более на онежских мостовых. Неудобно, да и ни одна страховая компания не имела бы с вами в этих туфлях ничего общего. Зачем им нужна клиентка, которая через три дня со сломанной ногой приковыляет!

- А мы ноги не страхуем, потому и не ломаем, Яков... как вас по отчеству?

- Я его уже забыл. А отца звали Корнеем.

Чтобы не позорить советскую школу, в которой шесть лет проходила немецкий, согласно киваю головой, когда просто Яков не находит выражениям русского аналога. А вот мимо слова «орднунг» не прошла. Услышав его, пинаю опасными туфлями мусор под ногами, спрашиваю, как душа, привыкшая к порядку, смотрит на российскую традицию красоту хламом загаживать?

- Единственная тлеющая надежда, что жизнь заставит эти помойки разгрести. Собираетесь на Север туристов иностранных привозить? Ребята, не тешьте себя, первый турист, может и приедет. Может быть, будет и второй - с перепугу, но сначала он пятнадцать прививок сделает, чтобы не подхватить чего-нибудь. А потом все равно придется чистоту наводить.

Яков смеется: раньше раз в неделю в онежскую общественную баню ходил, думал, что и этого много. Теперь, говорит, за один день норму воды, положенную всей Онеге, на себя вылил.

Партийное прошлое

Раньше он, трижды правнук голландского каминных дел мастера, советский педагог, работал в местном училище заместителем директора. И до сего дня не понимает, как случай привел в газету, тогда еще «Советскую Онегу», на должность старшего литературного сотрудника партийного отдела. Потерял при этом в зарплате рублей семьдесят - помните какие это были немалые деньги? Но кто же тогда знал, что в веке нынешнем убыток этот придется считать на тысячи и в евро...

- Когда в Германии стал собирать документы для оформления пенсии, вытащили там параграф, появившиийся после присоединения (не вздумайте написать «объединения» - немцы обидятся) ГДР, по которому партийная работа не засчитывается в стаж. Вот так я и лишился солидной, тысячи в три-четыре евро, прибавки к пенсии. Хотя, работая в партотделе районной газеты, ни одной партийной статьи так и не написал.

Есть один повод вас удивить: в России я коммунистом не был, стал им в Германии. Вступил в Партию демократического социализма. Потому что, сам став капиталистом, очень хорошо понял суть этой системы. Пусть наш социализм был несовершенен, но там прилюдно не обворовывали.

- Значит, обижают...

- Я поехал туда не просто жить, а работать. И мне дико повезло. Потому что благодаря отцу знал язык. И очень хорошо - Библию. И еще быстро понял: 1) никакого отношения к немцам ты, приехавший из России, не имеешь, 2) самый последний турок не сядет с тобой на одну скамейку. И самое главное - я спас свою душу, не став заниматься бытом. Когда после бедности в России понимаешь, что на одну зарплату можешь купить машину - это мощное испытание. Оно поймало и сгубило многих наших мужиков.

Надо платить, чтобы уважали

Быт своя Яков Пеннер описал скромно. Живет вдвоем с женой, «разделившей судьбу журналиста-скитальца». Русская женщина Татьяна, выброшенная советской педагогической системой на обочину, убедила германскую в гениальности системы Макаренко. Не жалеют немцы денег на ее внедрение в детских домах. Трое собственных детей уже самостоятельные.

- Живем с женой в трехкомнатном доме, про размеры так скажу: ванная - примерно такая, какие у вас гостиные. А еще у меня есть газон, раз в неделю работник приезжает, его стрижет. Красота? Знали бы вы, какие деньги я за это плачу!

- Косили бы сами.

- А еще картошку бы сажал, да? В таком случае от меня бы отвернулись все соседи. А так они каждому гостю с гордостью мой дом показывают: «Здесь у нас живет журналист!»

Из того, что очень раздражает Пеннера в немцах, - чопорность. Пример, правда, давний: дочка пришла после уроков в слезах - мальчишка побил. Отец пошел в школу. Учительница удивилась: «Воспитание - это не мои проблемы. И вообще, думать надо было, куда едете». Отправился к директору, тот тоже не понял русского: «Вам не ко мне надо, а в полицию».

А родители мальчишки-хулигана оправдали проступок сыночка так: «Не может быть, чтобы наш ребенок учился хуже какой-то русской!»

Неизвестно, где теперь тот мелкий хулиган трудится, а «русская» прошла огромный конкурс и работает в представительстве ООН.

Эта длинная русская ночь

«Ностальгия нисколечко ко мне не прилипла», - сразу предупредил Яков о неуместности вопросов про русские березки и прочие символы тоски. Почему тогда не Канары, куда отправилась отдыхать жена, а Онега? Почему мечтает купить домик под Питером, а немецкого кота-чистюлю назвал Ваней? И отчего душу капиталиста так трогают слова о бедной русской деревне? Ответ есть только на последний вопрос:

- В Бонн мне привезли десять русских книг, изданных за последние два года. Автор одной из них, «В ночь с пятницы на понедельник» (чувствуете, как это по-русски!), - ваш коллега, редактор газеты «Дачная» Александр Росков. Настолько она мне понравилась, так задела душу! Может быть, потому, что мы похожи. Он, как и я, не хочет, чтобы была неправда, страдает от того, что уходит из деревень русский дух. Сразу же написал ему письмо. Думаю, что в скором времени дам в германском журнале под творчество Роскова хороший разворот.

«Дать разворот» - это, поверьте, много и по отечественным меркам.

* * *

Под аплодисменты в честь онежских кровососов заканчиваем разговор. Еще одним сравнением Якова Пеннера, по-моему, в нашу пользу. Хотя предпочтение в этом случае все-таки больше от мужского возраста зависит:

- В России женщины красивее. А в Германии комаров почти нет.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта