Воображалы

На северодвинской сцене - повесть Достоевского «Дядюшкин сон»

Недавно я видел Евгения Гришковца. В архангельском Доме офицеров он играл свою пьесу «Одновременно». Гришковец изумлялся тому, что человек одновременно, сразу и вот это знает, и другое понимает, и третье чувствует, и четвертое ощущает... А на следующий день я посмотрел в северо-двинском театре спектакль «Дядюшкин сон». И здесь тоже тема одновременности! И ведь премьера этого «Сна» состоялась накануне, в те самые часы, когда гастролировал Гришковец.

В соответствии с Достоевским северодвинский спектакль показывает некий город Мордасов, его обитателей и гостей. У всех у них - Москалевой, ее дочери Зины, Мозглякова и т.д. - богатое воображение. Картины, которые оно рисует, находятся в противоречии с «одновременной» действительностью Мордасова, с личными обстоятельствами. Такой конфликт не редкость, и разрешают его по-разному. В данном случае получился скандал. Скверный анекдот - так, припомнив еще одну повесть Достоевского, определил жанр своего спектакля режиссер Валерий Маркин.

Писатель упоминает, что мордасовские дамы пожелали в благотворительных целях «составить театр». Оттолкнувшись от этого, режиссер придумал сценку репетиции. Дамы облачились в хитоны, у одной на голове золотая корона, у другой на плече амфора, и все разговаривают стихами... Зачем это в спектакле? А затем, что мордасовцы так себя и воображают - в коронах. А жизнь ставит на место. И уязвляет самолюбие. В высшей степени уязвленной оказалась полковница Софья Петровна - Людмила Поваляшко. В сюжете повести роль у этого персонажа совершенно незначительная. Однако режиссер не жалеет времени на Софью Петровну: вероятно, ему важна фантастическая нелепость ее притязаний и обид. Представьте, у Натальи Дмитриевны, у Наташки ее шоколадом обделили, да еще она должна смотреть, как там казачок перед князем выплясывают! Это она-то, которая окончила благородный пансион и танцевала с шалью при выпуске. И Софья Петровна показывает, как надо танцевать: раз-два-три... набрасывает на голову шаль, считает шаги: раз-два-три... Ее состояние можно назвать одержимостью.

В этом спектакле людьми управляют фантомы их собственного воображения. Какая-нибудь мысль становится наваждением, и бывает, что наваждение даже как бы материализуется. Когда, к примеру, Софья Петровна рассказывает про казачок, на сцене возникают две девицы, которые, подобравши юбки, неуклюже, нелепо задирают ноги. Этот «казачок» вместе с самой Софьей Петровной сдвигает реальность в абсурд. Эпизод смешной, но и страшноватый и кажется очень достоевским.

А может быть, фантом и дядюшка князь, вокруг кого все вертится? В повести он просто молодится и модничает. Здесь же он появляется, словно на маскарад приехал: сильно намакияженный, в белом с золотом камзоле и парике а-ля XVIII век. Еще одна нотка нереальности в спектакле. Жаль, что исполнитель роли оставил эту нотку без развития. А помните комедию «Дорогая Памелла»? Как Юрий Заруцкий играл врача, который сам был болен всем на свете? На сцене буйствовали радикулит и невралгия. Актер насытил роль разными штучками-придумками. Вот бы и новой роли такую насыщенность гротеском. Конечно, князь и прихрамывает, и поправляет локоны, и поигрывает тростью, но недостает... рассыпчатости, маловато странности.

При князе состоит камердинер Пахомыч - Михаил Миселя. У Достоевского всего несколько слов о камердинере. Режиссер, можно сказать, сочинил эту роль и, более того, сделал ее одной из главных. Пахомыч перестал быть просто слугой, он вообще только изображает слугу, ведь под именем Пахомыч скрывается не кто иной, как черт. Он входит в спектакль самым инфернальным образом - вылезает из сценического люка. Его ярко-рыжие волосы как языки подземного пламени. У него на руках кукла в камзоле, и он глумливо имитирует младенческий крик. Кукла - это князь. Князь действительно фантом, оживленный чертом в Мордасове. Нечистый провоцирует скверный анекдот, но не творит его! В спектакле он мелькает там и сям, однако не в качестве руководителя процесса; его присутствие - моральная оценка происходящего со стороны режиссера. Где разгул амбиций, где одержимость, там и черт... вяжет себе джемпер.

«Руководитель процесса» - Марья Александровна Москалева. В роли первой мордасовской дамы Галина Лишица. Все, что она делает в спектакле, мне представляется верным, и это верное почему-то не притягивает внимания, не будоражит мысль, не хочет запоминаться. Почему же?..

А вот другая загадка: столь темный в нравственном отношении мир - и в белых одеждах. То есть белые кулисы образуют так называемый кабинет, на сцену постелен светлый половик. Вдали зеркальная стена. Несколько тонких белых колонн. Немного мебели, обитой красным. Красивые линии. Ощущение простора.

Отгадка первая: художника Дениса Стальмакова достали черные кулисы, которые висят во всех спектаклях театра. Отгадка вторая: нужен был заснеженный Мордасов и красное - кровь на снегу, все же тут человек умирает от чахотки. Думаю, подходят оба объяснения.

Город заносит метель в виде светового эффекта. Метель - завихрение чувств. В метели теряешь дорогу: реальность неразличима. Но поблескивает зеркальная стена, обыкновенное зеркало, в нем как раз реальность, оно докладывает правду. Можно посмотреть в него, да только не желают. Одержимые мнят, что с дороги и не сбивались. Одна Софья Петровна случайно посмотрела - в скандалезной финальной сцене - и, увидев себя, ужаснулась.

Особняком в спектакле Зина. Она вовсе не мордасовская. Она третья отгадка к красоте декорации: их зарифмовали. Зина - Мария Новикова такая же красивая, строгая, холодная... и с кровоточащим сердцем. Не слушает гостей - читает книжку. Кутается в шаль, будто пытается заслониться ею. Отворачивает от матери лицо. И все-таки поддается ее уговорам, вовлекаясь в скверный анекдот.

Финал - Зинина расплата, в первую очередь ее. Красивая мебель вся перевернута во время скандала, и тут входит женщина, простоволосая, в черном платье. Набрасывается на Зину с проклятьями. Это мать Васи, ее любимого человека, ради которого она решилась на анекдот и который теперь умер. Зина мгновенно все поняла и, надломившись, с глухим рыданием, упала на колени. Потемнело. В зеркальной стене распахнулись двери, раньше всегда закрытые. Врата смерти. В них Вася - Даниил Овинников. Женщина в черном - Лариса Головина что-то поет в беспамятстве горя. Зина не поднимает головы.

Как примирить воображение с действительностью? Гришковец по этому поводу не волнуется. Зачем ему гнаться за мечтой, если мечту он может почувствовать? Включит вентилятор, наденет летчицкий шлем, встанет на стул и поведет руками - и он уже летчик, а под ним... наверное, под ним желтизна пустыни и на бархане Маленький принц.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта