Правда жизни столяра Флигоновича

«Как я выжил, будем знать только мы с тобой»

РАЗГОВОР наш длинный вьется, вьется и до ужина доходит. К нему - рецепт от рыбака, который готовит улов, говорят, вкуснее всех в деревне:

- Когда рыбу жаришь, ее сразу крышкой накрывай. Тогда так распарится, что ни одной косточки не найдешь. И масла не надо жалеть.

- А как вы ее жарите?

Владимир Флигонович смотрит с удивлением: то ли сам сказал непонятно, то ли у гостьи что-то со слухом. Потом понимает, о чем я:

- Да очень просто: на табуретку забираюсь и кашеварю.

Протезы стоят в коридоре без дела - эта «обувь» для весенне-летнего сезона. Зимой Владимир Флигонович проходит руками путь короткий: дом-баня. В солнечный день - остановка на крылечке.

- Сидел как-то раз без рубахи, мимо две женщины: «На-ко, мужик вылез на крыльцо голый!».

- У вас в деревне такое еще в диковинку?!

- Так они ведь в теплых пальто шли, а на улице снег...

Чтобы руки не умирали

Позже, вспоминая этот вечер, поняла, что не заметила, как застегнул хозяин маленькую пуговку на вороте рубашки, как чиркал спичкой, закуривая... Не обратила внимания на мелочь житейскую потому, что другому удивлялась: точеной детской кроватке, изящной табуретке, рассказу о кухонных уголках, наличниках резных. В общем, всему, что делает столяр-самоучка Владимир Флигонович своими руками, на которых вместо пальцев короткие культяшки.

- У меня зрительная память исключительная. В детстве смотрел, как краснодеревщик работает, как отец санки мастерит. Когда прижало - все вспомнил. Сначала ложки вытачивал и кое-что по мелочи. Тогда у меня только стамеска да рубанок были, теперь весь инструмент купил. Дочка, она у нас учителем труда работает, расписывает поделки. Разбирают их влет. И в ваш Северодвинск, знаю, увезли. И даже в Белоруссию. По дешевке все продаю, не окупаюсь. Совести не хватает цену заламывать.

Смотрю на хозяйку, всю жизнь математиком в школе отработавшую: почему бы не заложить в цену прибыль?

- Как же, позволит она, - хмыкает Флигонович, - раз сделал соседке столик под видик, цену назвал, 250 рублей. Она в ответ: «С ума сошел, накинь хоть пятьдесят». Накинул, так моя супруга как зашумела на меня! Пришлось опять скинуть. Я ведь не ради денег мастерю, а для того чтобы удовольствие в жизни было. Чтобы руки не умирали.

Мастерская у столяра тоже под рукой, в коридоре. Не успел выполнить своего обещания сын. Он еще из армии писал: «Готовьте лес, вернусь - буду дом строить и мастерскую отцу». Дом уже под крышей стоял, когда не стало парня, он утонул в 96-м. Милиция списала горе на несчастный случай на рыбалке. А родители не верят.

- В первое время оставался ночевать здесь один и не мог заснуть, казалось, что кто-то ходит, стонет, - рассказывает отец.

Если и вправду каждому дается испытание только по силам его, то даруй нам, Боже, слабость...

Рассказывать не страшно. Страшно слушать

Неладное Галина Александровна почувствовала через полгода после свадьбы. И деревня шептаться начала: «Что сделалось с мужиком? Настолько ленивым стал, что топор из рук вываливается».

А мужик этот раньше ломил так, что бригадиры на любой работе его друг у дружки рвали. Навкалывается - и в лес на охоту, тридцать километров отмахает - не заметит. Потому и начальство посмеивалось, когда попросился здоровяк с бульдозера на машину полегче. Думали, блажит...

- Раз с приятелем на охоту пошли. Через километр чувствую - руки отмерзают, ноги огнем горят. А признаться в слабости мне, мужику со здоровой рожей, под восемьдесят весом, стыдно. «Давай, Сашка, покурим, костер разведем, с ним веселее». Отогрелся, а через километр опять - покурить. Сашка от удивления выругался.... Было это в семьдесят третьем, а по-хорошему начало болеть лет через пять.

Есть медицинское название страшной беды, когда у человека постепенно, с кончиков пальцев, начинают гнить руки и ноги. Причина тоже есть: служил Владимир Громоздин рядом с Новой Землей. Ему и первый доктор так сказал: «Ты в армии радиацию схватил, только никто этого не признает».

Докторов потом было много. И тех, кого вспоминать не хочет, но больше тех, кому в пояс готов поклониться, если бы мог.

- Говорят, хирург Райхер до сих пор в областной больнице работает. Если бы не он, то у меня и рук бы не было. Терпежу уже не хватало, приехал их отрезать. А Ефим Моисеевич: «Не спеши, потерпи, может быть, спасем». Словами вспомнить - одно, а что пережил... Адские боли терпел. По пять суток не спал. Жена со всей деревни анальгин собирала, пачками его ел. А в больнице - два кубика того же анальгина введут, и все. Одна пожилая медсестра мне выговорила: «Мы рожаем и то безо всякого обезболивания. А вы, мужики...».

А мужик двадцатисемилетний был согласен уже на все, когда доктор сказал: «Ну что, усатый, давай мы тебе вот так ногу отсадим?» Через восемь лет и вторую отсадили, тоже после мук таких, что про руки ему совсем не страшно рассказывать. Страшно слушать.

- Этот мизинец мне пять раз щипцами в больнице откусывали. Остальные девять пальцев мы с женой сами отремонтировали...

Дома безопасной бритвой по кусочкам отрезали то, что отгнивало, вместе с живыми нервами и сухожилиями. Потом оставалось дождаться, когда кость сама обломится. Однажды пришел в больницу на укол. Сидел, нервничал («Иголки очень боюсь»), крутил голую костяшку мизинца - щелк: «Слава Богу, отломал!». «Что отломал?» - между делом спросила медсестра. «Да палец на руке». Оглянулась опытная до бесстрашия медичка на изуверство добровольное - в обморок стала скатываться. А Флигонович ее поддержал морально, о долге напомнив: «Ты сначала хоть ватки дай, кровь утереть».

- Галина Александровна, вы-то как такой «ремонт» выдержали, - ежусь я от рассказа.

- Так молодая же была. Теперь бы ни за что...

Воля к жизни. И воля смерти

Где бы и с чем бы ни лежал Владимир Флигонович, завершалось это записью почти под копирку: «От лечения отказался, ушел домой». Шел из емецкой больницы до заречной своей деревни на одной ноге и костыле в мороз. Из областной звонил домой: приезжайте, выписали. А доктору на следующий день: поймите, машину жена наняла, деньги немалые платила, неужто зря? После сложнейшей операции на измученном лекарствами желудке (чудом спасли, потому что сам решил: пора умирать) на пятый день домой рванул. Кто-то из родни, не подумавши, посетовал, что не нашли по его указке болота с морошкой. Возмутился, сельскому доктору соврал, что к городскому поедет, а сам на следующий день, как смерть бледный, скакал на одной ноге, выбираясь из лодки на ягодный берег. И сам болото дырявил костылем, и охотился с ним, пока совсем не обезножел.

Теперь только рыбалка. Сосед или приехавший в гости уважаемый зять доставят до речки. А там уж сам себе и лодке своей хозяин. И не беда, что даже в дождь не скоро вывезут. Все в природе Божья благодать. Кроме боли.

В Бога наш герой верует: «Хранит он меня». В лесу работал, неудачно топором махнул - три куба на голову рухнули. Очнулся, услышал истошный крик: «Посажу собаку». Понял, что про него орет бригадир, что свет еще этот. Из-подо льда дальнего озера два раза выбирался, в трясине тонул, а когда на железке вкалывал помощником машиниста, чуть не перерезало мотовозом. Тогда, еще здоровый, он не знал, что скоро смерть будет считать спасением...

Петля не успела на шее затянуться, когда в дом постучала соседка: «Что это у вас так плотно дверь захлопнулась? Еле открыла». А он что-то объяснял про привязанную к ручке двери веревку, пряча под воротником рубашки след отложенного до худших времен преступления. Оказалось, что еще хуже, больнее, обиднее бывает. Тогда что-то стукает в голову: сейчас самое время. Согласился, закрылся в комнате, патрон помощнее выбрал, чтобы на раз со всем покончить. Долго прилаживал ружье, чтобы дуло точно в сердце...

- И вдруг так страшно стало, я сказал: ну, с Богом. И дрогнула рука, не попал, куда метил. Опять спасли.

Прости, жена

- Жизнь не из нас двоих состоит, - вздыхает Галина Александровна о злых языках и гостях дома из числа тех, кто руку «помощи» предлагает, зажав в ней бутылку.

- Водка ни черта не помогает. Напьешься, себя не помнишь, а боль чувствуешь все равно, никуда она не уходит. А не спился, выжил, благодаря жене. Сколько ей нервов истрепал своей болезнью, но только она меня спасла. Сейчас скажу то, о чем никогда, никому...

Впервые задрожала в руках Владимира Флигоновича папироса. И голос:

- Всю жизнь виноватым перед ней себя чувствую. Не она меня - сам себя обвиняю, что не такой мужик, какой должен быть. Ни дров, ни воды принести - какой из меня помощник...

- Да ты что? Посмотри, сколько с руками-ногами пьяниц. Они, что ли, лучше тебя? - всполошилась Галина Александровна. - А я со школы приходила - все сварено, полы намыты, белье постирано, ставь короб на санки да вези полоскать.

- Вот всю жизнь ты меня воспитываешь, что-то объясняешь! Честное слово, если бы знал, что такое жена-учительница, ни за что бы не женился, - прячет сильный мужик за смешной обидой слезы...

В гости к Громоздиным, жителям деревни Пиньгиша Холмогорского района, мы пришли вместе с добрым знакомым, главой местной администрации Виталием Федоровцевым. Он часто заходит в этот дом рядом со старой церковью и новой школой, чтобы помочь или просто поговорить:

- Сравниваю Флигоновича с теми, кто никакой боли, кроме головной после пьянки, не ощущал, но стонет и плачется. А он: «Не надо меня жалеть». И сам ничего не попросит. Поэтому от своего имени скажу: очень нужна нашему пиньгишенскому Мересьеву мотоколяска. Может, найдутся спонсоры, которые поймут боль человека и помогут.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта