От сцены устать невозможно

Признанный мастер эстрады готов поменять жанр, которому отдал всю жизнь.

Зная, что перед концертом, да и после него, с маэстро Моисеевым поговорить будет очень сложно, мы набрались наглости и завалились к нему в гостиницу. Предварительно договорившись, разумеется. До начала вечернего концерта оставалось пять часов. Раньше - нельзя, позже - тем более. Ровно в означенный срок мы постучали в дверь номера 216.

Борис Михайлович, совсем недавно видел вас в программе «СВ-шоу». Для меня ваша встреча с Веркой Сердючкой стала некоторой неожиданностью. Я не предполагал в вас такого искрометного юмора... Насколько смех и улыбка помогают вам в жизни?

- Честно говоря, я в юморе не особенно силен. В жизни мне помогают, прежде всего, мозги. Не думаю, что нормально выгляжу в образе шута или клоуна, «легкого» человека. Я отношу себя к людям думающим, и эмоции мои, чаще всего, продуманы.

- То есть рацио для вас на первом месте?

- Несомненно.

- Скажите, Борис Михайлович, с чего начинается новое шоу - с названия, под которое и подбирается репертуар, или, наоборот, есть подборка песен, а потом уже оформляется девиз программы?

- Сначала, конечно, собирается материал. Процесс этот длительный, бывает, до года-полутора. Это самый трудный момент. Надо сложить программу так, как художник кладет краску на холст или как режиссер монтирует художественный фильм. Надо, чтобы концепция шоу соответствовала названию, настроению. По сути дела каждое шоу - отдельный спектакль: «Навеки ваш», «Империя чувств», «Падший ангел», «Дитя порока»...

- Какое-то время вы выступали в Америке, на Бродвее. Насколько я помню, бродвейские шоу идут из вечера в вечер, иногда не по одному году. Вы работали по такой же потогонной системе?

- Нет, там работаю как гастролер. Приезжаю на небольшое количество спектаклей. Выступаю в разных городах США. Я никогда не был стационарным артистом. Для меня это неприемлемо. Будь то Бродвей или любая другая сценическая площадка. Подобная работа становится механической, не дает взлета, не оставляет возможности импровизации. Не люблю стационарных театров.

- Вы, объехав весь мир, можете ли подтвердить справедливость пословицы «Хорошо там, где нас нет»?

- Совершенно. Дело в том, что советско-российский менталитет настолько в нас прижился, что мы не чувствуем себя ни туристами, ни хозяевами в других странах. Мы привыкли к своему. Отель должен быть таким, ресторан - таким. Там ведь те же котлеты, те же приборы, тот же набор, скажем, «фраерский». Не важно, столичный ресторан или провинциальный. Но лучше наших ресторанов все равно в мире ничего не придумано. Так уж мы устроены. Как бы мы ни преклонялись перед модной мировой литературой, все равно на первых местах остаются наши Достоевский, Пушкин, Гоголь... В этом и есть суть нашей ментальности.

- Ваш коллектив по праву можно считать театром - «Театром Бориса Моисеева». Это ведь большая ответственность, когда «светится» имя, будь то театр Райкина, Пугачевой... В силу этого, хочется этого или нет, но человек становится несколько деспотичным. Насколько «тиранисты» вы в своем коллективе?

- Я никогда не был деспотом в отношениях с коллегами. Но!.. Меня всегда волнует, как вы правильно заметили, мое имя. Поэтому в коллективе очень строгая дисциплина. Если люди, приходящие работать, не согласны с поставленными условиями, я стараюсь как можно быстрее прощаться с ними. Но я не считаю себя деспотичным или агрессивным. Этого не стоит делать, потому что на сцене мы вместе разыгрываем одну историю. Мы обязаны помогать друг другу, открыто смотреть в глаза. Если на меня за что-то обиделся партнер или партнерша, прежде всего я виню себя. Бывают разные ситуации, но у меня в коллективе есть администраторы, репетиторы, костюмеры, которые своевременно могут подсказать молодым людям, как себя вести. Чтобы не оставалось каких-то недосказанностей. Мне не надо быть хамом с плеткой. За меня это тактично сделают другие.

- Борис Михайлович, насколько сложно попасть в «Театр Бориса Моисеева» и насколько легко из него можно вылететь?

- Один раз выпил - и вылетел. А попасть... Профессиональный конкурс. Есть такое английское слово «кастинг», «просмотр». На него приезжают люди со всех городов России, ближнего и дальнего зарубежья. Несколько сезонов у меня работали танцоры из Франции, Германии, Литвы... Литовцы работают у меня постоянно. Так же, как и русские, украинцы, белорусы. Интернациональный коллектив.

- Вопрос из профессиональных тайн. Вы сейчас сидите расслабленный, вальяжный... А когда выходите на сцену, становитесь совсем другим. Словно излучаете неистовую солнечную энергию. В какой момент зажигается в вас эта искорка? В момент, когда вы делаете первый шаг из-за кулис, или начинаете «накачивать» себя за час-два?

- Конечно, готовлюсь заранее. Во время грима, костюма... Перед выступлением ни с кем не разговариваю, чтобы ничто не отвлекало. Каждый раз надо готовиться к встрече со зрителем, который везде очень разный. Даже отъехав от Москвы на 50-100 километров, начинаешь очень четко ощущать это. Чтобы понять это, не надо ехать во Францию, Италию или Америку. Артисту важно точно знать и предугадать, что именно сегодня нужно публике. Только тогда между мной и зрителем возникает мост взаимопонимания. Бывает, что зритель ждет пошлости... Но чаще это желание влюбленности, чистоты, искренности, исповедальности. Артист должен быть сильным, готовым ко всему, к каждой реплике из зала. А сейчас вы меня застали в нормальном состоянии, вот такой я в жизни, тихий, спокойный, стараюсь побольше отдыхать, потому что на сцене вся накопившаяся энергия пригодится. Вялость - моя обычная черточка.

- Как у Пушкина, «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон...»?

- Это точно про меня. Вне сцены я движения лишнего не сделаю.

- Борис Михайлович, вы много лет на гребне славы, успеха... А бывают спектакли, после которых вы остаетесь не удовлетворены?

- Конечно, бывает всякое. Представляете, когда человек напился из колодца, все равно остается желание сделать еще глоток, жажда не исчезает. Так и на сцене. Желание что-то сделать лучше неистребимо. Как бы хорошо ни встретили меня в Архангельске, в Северодвинске что-то в программе будет иначе. Новые произведения, незнакомая хореография, непривычный костюм... Я обязан удивлять и удивляться. А публика не всегда готова к этому, ей милей старый, привычный репертуар. Дай ей, скажем, «Голубую луну», и точка. А я им как бы говорю: «Ребята, посмотрите на меня, я ведь уже другой, я новый». И это не смена имиджа. Но зритель бывает ленив в смене своих пристрастий. Подавай им «того» Моисеева, что пришел к нему когда-то. А если не меняться, артист закончится очень быстро.

- Борис Михайлович, названия ваших предыдущих шоу были очень экспрессивными, несколько эпатажными. И вдруг - «Навеки ваш». Так обычно заканчивают письма. Откуда такой минор? Не означает ли это прощания со сценой?

- Может быть. Возможно, я поменяю себя. Может, прощаюсь с публикой.

- Еще не определились?

- Пока нет... Я не имею в виду полного расставания со сценой. Скорее всего, поменяю жанр. Что касается эстрады, мне здесь все понятно, уже неинтересно. Я вскрыл все то, что не вскрывал до меня ни один человек в мировой практике эстрады. Столько откровений, сколько от меня, зритель не получал ни от одного актера. То, что всегда пряталось, вуалировалось, я лупил впрямую. А сейчас я от этого устал, мне ничего не хочется. Пора поискать себя в других формах. Может, это будет драматический спектакль в постановке Ромы Виктюка... Сложно сказать. Давайте пока считать все это прощанием.

- Можно устать от поездок, но от сцены...

- От сцены я не устану никогда. Как бы я ни относился к стационарным театрам, но все-таки сейчас хочется побыть подольше дома. А значит, нужна собственная крыша. Помещение мне предлагал Иосиф Давыдович Кобзон, но я пока не готов бросить якорь. Пусть еще побелеет мой парус...

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта