Перед броском «Гепарда»,

или за что в мирное время комбриги получают ордена из рук президента

ВИЗИТ в Северодвинск президента России Владимира Путина - уже достояние истории. Шел декабрь 2001 года. Флоту сдавалась многоцелевая атомная подводная лодка «Гепард». Уже вечером, после того как президент осмотрел АПЛ, провел на Севмаше совещание с руководством, в ДК Ленкома Владимир Путин вручал правительственные награды корабелам и подводникам. В их числе и командиру отдельной бригады строящихся и ремонтируемых подводных лодок капитану I ранга Сергею Баранникову.

Те, кто был на той церемонии, заметили, как после ответного слова комбрига президент сделал движение, чтобы подойти к микрофону. Наверное, задел его Баранников за живое. А что сказал? Что шло от сердца, мол, главная награда для подводника была и будет - сильная Россия.

Сегодня «Гепард» служит в Заполярье, откуда Сергей Баранников уходил с экипажем в дальние боевые походы. Комбриг и сейчас в строю, последний раз выходил на испытание модернизированного на ФГУП «МП «Звездочка» стратегического крейсера «Екатеринбург». И День защитника Отечества они, подводники, как и корабелы предприятий ГРЦАС, по праву считают своим праздником. Они служат Отечеству, надеясь, что Флот Российский будет пополняться кораблями четвертого поколения и с Россией будут считаться, как с сильной морской державой.

Эту страшную весть командир АПЛ К-467 Сергей Баранников принял на борту в Баренцевом море. В тот апрельский день 1989 года, седьмого числа, шли учения. На командирском посту Сергей Баранников ждал учебной атаки с крейсера «Киров». Когда стало очевидным, что залпа торпед не последует, приказал всплыть. На море - никого. В эфире звучит черт-те что, и вдруг в мозг врезается голос радиста: «Гибнет «Комсомолец!» Позже узнал, что капитан третьего ранга Славка Юдин погиб с командиром Ваниным и еще двумя мичманами в камере для всплытия. Тот самый Славка Юдин, с которым, будучи лейтенантами, они служили вместе. Вместе совершили свой первый «бросок» под лед.

ТО самый тяжелый в моей жизни день, - грустнеет мой собеседник. Я не тороплю с рассказом, возникает минута молчания, прервав которую, Сергей Николаевич Баранников хотел было уже «перескочить» через 7 апреля 1989 года. Я же любопытствую, ведь там, в гарнизоне, никто не знал еще, какая из атомных подлодок никогда уже не вернется к пирсу. Как пережила эти часы пугающей неопределенности его жена Марина... А не дай Бог!

- Мы ошвартовались у причала на базе ночью. Домой позвонил в два часа, сказал лишь: «Мариша, я пришел...» Даже не сказал, выдавил.

«Термоядерный забор»

Чтобы отвлечься, напоминаю комбригу байку от Александра Покровского о том, как проектировщик реакторов для советских субмарин академик Анатолий Александров, приехавший на К-19 после аварии, когда лодка стояла на бочках у Мотовского залива, крыл матом химиков. За то, что они хотели одеть высокого гостя в защитный костюм и вручить ему дозиметр. Что уж говорить о подводниках, которым на то, что лодка, по выражению писателя, была «загажена радиоизотопами под самое не хочу», просто начхать было.

- Да баек, если собираемся по другому поводу, я вам и без Покровского сколь угодно расскажу. Наша лодка, кстати, была того же проекта, что и печально известная К-19, только более поздней постройки. В просторечье мы называли ее «термоядерным забором».

- По аналогии...

- Да никакой аналогии с «Хиросимой» не ищите. Спросите у ветеранов Севмаша, они скажут, откуда такое прозвище дали лодке.

- Но вы ж командовали экипажем «забора», ходили в автономные походы...

- Чтобы было понятно, надо возвращаться к истории 60-х годов, когда США создали мощную систему освещения подводной обстановки, и для наших стратегических атомоходов встала задача, как преодолевать противолодочные рубежи потенциального противника. Другими словами, требовалось создать новое поколение морских баллистических ракет.

В конкурсе проектов победило тогда КБ Макеева, предложившее установить на АПЛ 685М проекта комплекс Д-9, с помощью которого межконтинентальная ракета могла преодолевать расстояние до 8 тысяч километров. Вот этот комплекс и был размещен на «термоядерном заборе». Севмаш сдал модернизированную АПЛ Северному флоту в 1976-м. На ней вместо трех размещалось уже шесть шахт.

Заповедь Гаджиева

- Сергей Николаевич, положа руку на сердце, не ёкало, когда уходили с таким грузом в автономку?

- Я часто напоминаю молодым офицерам слова Магомеда Гаджиева, который суть взаимоотношений подводников выразил в простой формуле: от действий экипажа зависит: либо все выжили, либо - погибли. Конечно, гибель субмарины в мирное время - экстраординарное событие.

- Один за всех... Не этим ли объясняется внешне подчеркнутый демократизм подводников? Смотришь - и не отличишь по форме командира от матроса. На всех - синяя роба...

- Отличай по биркам. У матроса обозначен номер боевого расчета, у меня же четко написано: «командир». Мы и обедаем из одного котла, нет офицерских кубриков, отдельных саун, как на надводных кораблях. Но когда речь заходит о службе, тут приказ не обсуждается.

- И все-таки? Утверждают же, что люди и корабли живут в непрочной стихии. И искусство власти над судами может быть более прекрасно, чем искусство власти над людьми.

- Слишком витиевато. Кто бы спорил, когда погружаешься на предельную глубину, понимаешь, что не на пикник идешь. Тем более, когда уходишь на боевое задание с ядерным оружием на борту. Поверьте, груз ответственности на тебе колоссальный.

- Для кого-то он оказывается неподъемным?

- Не исключаю. К примеру, мне пришлось списать мичмана, который, попадая внутрь лодки, испытывал патологический страх. Это редкий на флоте случай. Главное для командира - чтобы при нештатной ситуации подводник принял то единственное решение, которое обеспечит живучесть корабля. Возьмем пример с той же К-19. Когда случился пожар, погибли 28 моряков. Объяви матрос вовремя тревогу, море взяло бы меньше жертв. Секунды, потраченные им, чтобы добраться до восьмого отсека и сообщить о ЧП на центральный пост, были роковыми.

- Если не секрет, сколько ж вы провели под водой?

- В личном деле стаж отмечен с точностью до дня (смеется). Секрета нет, под водой провел около двух с половиной лет. В Гаджиево были асы, кто находился под водой 260 дней в году! Каково? Только нужно учитывать, что в том же 1978-м, когда я только начинал службу на флоте, субмарины выходили в море часто. У причала лодки не простаивали.

Комбригами не рождаются

- А моряками?

- Выбор у каждого свой. То, что никто никого за руку в училище не тянет, точно. Я жил на территории Каспийской флотилии, соответственно, в 49-й школе за партами сидели дети офицеров. Или тех, у кого родители работали на оборонной судоремонтной верфи. Как мой папа, Николай Дмитриевич, который был замом директора этого завода. Он ремонтировал и испытывал катера в Баку, позже в Сирии, Ливане. Однажды он взял на ходовые испытания меня.

Пример? Безусловно. Хотя мама, Любовь Ивановна, в отличие от отца, против моего флотского образования выступила категорически.

А как оценить, что 90 процентов ребят из моего класса поступили в Краснознаменное Каспийское военно-морское училище? Это нормально. Я обеими руками «за» морские династии.

- Только выходит, что флотская династия Баранниковых прервется на вас...

- Потому что у меня две дочери? Как у нас говорят, если мальчик - подарок флоту, то девочки - подарок для флота. Так что ситуация не безнадежная.

Если серьезно, то меня беспокоит состояние флота. Сегодня приходит на службу лейтенант и сталкивается с тем, что жене негде устроиться на работу, ребенка не на кого оставить, а домой он приносит 4-5 тысяч рублей, потому бытовые неурядицы заслоняют все остальное. Если мы не хотим кормить чужую армию, то, значит, надо кормить свою. Конечно, такие понятия, как офицерская честь и порядочность, для подводников остаются нетленными. Это я вижу, когда хожу с ними на испытания кораблей, но и государству надо бы определиться с социально значимой оценкой их труда.

- Сергей Николаевич, назначение в Северодвинск, в бригаду строящихся и ремонтируемых подводных лодок, происходило с вашего согласия?

- Да. Окончив учебу в академии, я мог выбирать: или стать заместителем командира дивизии подводных лодок в Гаджиево, или идти в управление боевой подготовки Северного флота. Я принял назначение в Северодвинск.

Орден от Путина

- Вернуться в заполярные гарнизоны с академическим образованием было бы «не по чину»?

- Об этом меньше всего голова болела. Да и должность комбрига - не для свадебного генерала.

- А квалификацию подводника потерять не рискуете?

- О чем вы? Другое дело, что нынешние погружения связаны не с выполнением боевых дежурств, а с испытанием лодок. Признаюсь, что за все годы службы именно здесь пришлось пережить при погружении нешуточные волнения.

Это связано с первыми испытаниями многоцелевой АПЛ «Гепард». Тогда все это происходило на фоне недавней трагедии «Курска». Помню последнее перед выходом на испытания совещание на Севмаше, которое проводил главком ВМФ. Обращаясь ко мне, Владимир Куроедов спросил: «Как, лодка готова?» Отвечаю, да. Тогда он снова спрашивает: «Ты идешь в море сам, комбриг?» Удостоверившись, что мое участие в испытаниях предопределено, Владимир Иванович дал добро.

- Выходит, Куроедов не доверял сдаточной команде Севмаша?

- Во-первых, то, что комбриг обязан ходить на одном из кораблей своего соединения, определено приказом самого главкома. Повторюсь, может быть, но после «Курска» над всеми нами тяготел моральный фактор. Это был декабрь 2000 года.

Что же касается Севмаша и судоремонтной «Звездочки», то эти предприятия ГРЦАС всегда держали марку на высоте. Кстати, сдаточная команда отработала в море на пять баллов.

- И как повел себя «Гепард»?

- Меня не покидало чувство, что лодка только и ждала, когда ей прикажут идти на погружение. На заданных глубинах вела себя великолепно. Замечу, что это было испытание долгожданного корабля. Надо было видеть, как радовался этому событию главный конструктор подлодок серии «Барс» Владимир Пиалов.

- Действительно ли эту лодку предлагали вписать в Книгу рекордов Гиннесса?

- Об этом говорили всерьез, ведь «Гепард» стал первой атомной подводной лодкой, построенной в ХХI веке. Как известно, сдавали ее флоту в присутствии президента России Владимира Путина.

- Из его рук вы и Владимир Николаевич Пиалов получили ордена, на вашем отчеканено «За военные заслуги». Очевидно, что президент прибыл в Северодвинск не только для вручения наград?

- Я был среди тех, кто сопровождал Владимира Путина на Севмаше. По репликам, по тем вопросам, которые Владимир Владимирович задавал специалистам завода, можно было судить о том, что в администрации президента работают сильные аналитические группы. Его интерес к проблемам флота проявлялся и в том, как внимательно он слушал собеседников. Уже позже стало очевидным, что визит президента в Северодвинск нашел отражение в дальнейшей выработке государственной морской политики России.

- И последний вопрос. Сергей Николаевич, что для подводника всего дороже?

- Когда уезжал из Гаджиево на учебу в Ленинградскую Военно-морскую академию, как заведено, собрался экипаж. И мне не забыть слова командира БЧ-5 Алексея Христюченко, который сказал на прощание: «Товарищ командир, спасибо. Мы не боялись ходить с вами в море».

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта