Лая рискованного земледелия

Жизнь заставила 7649 семей взять землю в районе станции Лайской

На днях довелось услышать вежливый намек на неоригинальность личных «творческих планов». С чиновником, в общем-то, согласна. Действительно, вокруг столько интересного, нового, не описанного еще пером, а я опять по поводу лайской «дежурки». На этот раз - от имени всех, кто имел неосторожность заняться рискованным земледелием в зоне, куда только по железной дороге можно добраться.

Лайские доки

Каждый северодвинский дачник - дока в вопросе, как сделать кусок болота урожайным. Лайским земледельцам пришлось изучить еще одну науку - как защищать свои огороды от напасти, которую в устной цензурной речи они именуют «чиновничьей бодягой».

Заставь грамотного горожанина на огороде трудиться, он не один барьер расшибет ради дела. Жизнь заставила 7649 семей взять землю на дистанции от Рикасихи до Лайской и далее по узкой лесной тропке. О том, как появился у праздного слова «дачники» новый смысл, о мытарствах тех, кто в свободное от работы время опять работает, можно еще одну «Целину» написать. А пока люди пишут письма. Мэру, губернатору, железнодорожному министру и правительству в целом. Уравновешивая эмоции знанием законов государственных и экономических. Указывая, где летят на ветер денежки, а в каком случае они валяются под колесами. В ответах из высоких инстанций читается уважение - «обращение ваше внимательно рассмотрено», раздражение - «непонятно, почему вы вновь возвращаетесь к этому вопросу» и даже добрые пожелания - «отменных вам урожаев и решения проблем». Все, что следует далее - знают наизусть. Мы тоже не раз рассказывали об истории вопроса. Как отказалась областная власть финансировать «дежурку» (в числе двух десятков других пригородных поездов) и осталась тверда в своем решении, несмотря на справедливые доводы руководства Северодвинска. Как около двух месяцев шли переговоры, а поезд вообще не ходил. И о том, что в конце февраля мэрия нашла деньги на дотацию одного рейса в неделю. По субботам.

Почему люди все еще недовольны, попробую объяснить. Засекайте время!

Поехали!

2 марта. 12.00. Железнодорожный вокзал. Виталиий Исаев тоже дачник, но вызвался стать провожатым, как руководитель лыжной базы Севмаша. Спортивная тема, в соответствии с новыми указаниями правительства, входит в повестку сегодняшнего дня.

У трех вагонов уже толпится народ.

- Ишь, наставили тут вас, сократить надо, тогда и денежки на «дежурку» появятся, - ворчит на проводницу бабуля. Достается по этому же поводу и контролеру, во второй раз проверяющему нашу честность, как только состав трогается.

12.15. Не сразу, но свободные места в чистом теплом вагоне находим.

Проводница бросает в топку титана сухие полешки и по моей просьбе жалуется:

- Да нас почти каждую посадку вот так «увольняют». Нервная работа.

Удивляюсь сервису и спрашиваю, что еще, кроме кипяточка, предложить могут?

- Туалеты. Только мы их все равно не откроем. Вся дорога - санитарная зона.

Остановка «34-й километр». Выгружаются мужики с кузовами: «Своей картошки полный погреб, а пришлось два месяца за ней на рынок ходить, по 8 рэ покупать». Мальчишки с досками для быстрого спуска побежали на горки. А мне Виталий велит смотреть в окно:

- Сейчас базу горнолыжников проезжать будем, не пропустите.

Печальное зрелище за окном проплывает мимо: раскуроченный добытчиками цветного металла трансформатор, полуразобранная гора разгона - свидетельница взлетов и падений отважных жителей города на равнине. Смельчаков в Северодвинске и сегодня много, возможностей у них мало. Тем, кто помнит, как ходили поезда раньше, в том числе и лыжная «Снежинка», ничего объяснять не надо, а мне Виталий долго и подробно рассказывает, сколько взрослых и детей к физкультуре, спорту и свежему воздуху тогда приобщались.

- Теперь, - машет он сокрушенно рукой, - только по улицам с пивом ходят. Некуда детей вывезти. А здесь, как начались проблемы с «дежуркой», все стало разваливаться и бомжами растаскиваться. Они-то куда хочешь доберутся.

Пелагее Акимовне Луцевич в 72 ее года тоже приходится побегать:

- Сейчас доедем до Лайской, оттуда нам еще три километра добираться до своего хутора. А поезд стоит 1 час 55 минут. Бегом бежим. Один раз плохо мне стало по дороге, хорошо, двое мужиков подхватили под руки. Они меня волокут, а я плачу. И сил нет, и опоздать страшно. А как не ездить, если нарастили всего. А дрова! Их ведь всю зиму из леса вытягиваем, на санках да собственном горбу. Другие еще скотину держат. Свиней и коз порушить пришлось, (на чем корма привезешь?), а кролики остались. Саша, мой сосед, держит. Когда «дежурка» не ходила, на месяц им сена набивал. И - «на авоську»: сдохнут или нет... Все, подъезжаем, пора бежать. Саночки-то у меня уже у выхода стоят, и ключ от погреба наготове. Каждая минутка на счету. Ох, крепкий мы народ, пока ноги носят...

Спорт - в массы. И - «мимо кассы»

13.00. Станция Лайская. «Время пошло», - кричит первопроходец, прыгает со ступенек и проваливается в снежную целину недельной нетоптанности. Далее нащупывается тропинка, предусмотрительно намятая теми, кто семь дней здесь жил. По ней вереница хуторян исчезает в лесу. Теперь бегом, и каждый за себя. Шаг влево а также вправо грозит провалом (я проверяла). Дух перевести некогда. Все рассчитано почти по секундам: 50 минут туда, столько же обратно с тяжелым грузом. Остается 10 (!) минут на то, чтобы его набрать.

«Не дойдете!» - оценив на глазок силы корреспондента, выносят приговор женщины, в полтора «с хвостиком» раза старше меня. И пробегают мимо так быстро, что не успеваю обидеться. Но опытных людей надо слушаться. Да и бежать никуда не хочется. Хочется просто стоять и любоваться красотой, слушать, как по-весеннему поют птахи лесные.

О том, что летом здесь еще лучше, по дороге к колодцу рассказывает Елена Александровна Банникова. Она тоже хуторянка, но сегодня на дистанцию вышел ее муж. Теперь волнуется: здоровье у ветерана труда не для зимнего забега.

В ладной даче Исаевых уже трещит печка. Получаем от хозяина выговор: зачем полное ведро принесли? За полтора часа не выпить, одного чайника хватит на нашу маленькую команду. Четвертая ее участница - Антонина Александровна Губницына - рассказывает:

- Я ведь просто так езжу, на природе отдохнуть. Труженица тыла, инвалид, ветеран труда, 74 года. Пройдусь, воздухом подышу - легче станет. Раньше знаете сколько таких же бабушек сюда приезжало?! А теперь бросили - времени мало остается на прогулку. Лишили нас еще одной радости напоследок жизни...

Антонина Александровна тоже письмо писала. Прямо Путину. Это после того, как ее обидели, за шиворот стянув с локомотива, который каждый день до Лайской бежит один, возит рабочих. Люди просят, Христа ради, подвезти. Некоторые добрые железнодорожники не отказывают, хотя это, наверное, и не положено. И хлеб местным жителям иной раз привозят. В шести лайских домах круглый год свет горит, а до ближайшего магазина 7 километров по болоту или 9 в обход. И некоторые дачники здесь неделями живут. Геннадий Александрович Кошунин из их числа, а еще на добровольных началах - главный «станционный смотритель». Без его пригляда давно бы от лыжных баз ничего не осталось.

- Вот этот - «Энергии», рядом - «Полярной звезды», ПУ-1, «Беломорца». А это наша база, севмашевская, - показывает спортивное хозяйство Виталий Исаев и опять вспоминает. Как готовили здесь спортсменов, проводили соревнования, даже зональные, сколько народу ездило просто отдохнуть. Теперь на городские старты в Малые Корелы выбираются. За автобус немалые деньги платят, за подготовку трассы тоже. Что на днях Валентина Матвиенко о спортивных базах говорила? Поднимать, восстанавливать, использовать на все сто... А в 15 километрах от славного спортивными достижениями и массовостью города Северодвинска года три идет обратный процесс. Все разваливается потихоньку. Стоят без дела лыжи, и первопроходец - «Буран» на приколе. За полтора часа не разгонишься. Но завести его сегодня все-таки пришлось...

Беда

- Помогите! Там, в лесу, человеку плохо, - кричит нам с тропинки бабушка.

Виталий бросается к сараю заводить мотор. Минут через пять останавливаемся возле привалившегося к дереву мужчины. Вокруг такая же красота, только птицы вдруг перестали петь: человек умирает. Лихорадочно вспоминаю, что надо делать. Первое - дать сердечнику лекарство. Не помогло. Второе - не передвигать больного до приезда «скорой». Но она не приедет сюда никогда, а «дежурка» скоро тронется! Грузим тяжелое тело на «Буран»...

- Евгений Прокопьевич его зовут, он на даче живет, на Долгом озере, это 12 километров отсюда, - рассказывает пожилая женщина, стоящая рядом, - шел на лыжах, вот и надорвался. Вон у той елочки мы встретились, он еще позаигрывал, а потом схватился за сердце и упал... Еле короб тяжелый с плеч сняли. Хороший человек, хозяйственный, не пил, не курил. Сколько раз ему говорила: побереги себя. Да разве послушает! Труженик... Бегите на станцию, скажите, чтобы поскорее кузов его забрали, вам-то его не доволочь.

Бегу. И ушам своим не верю.

- Не пущу! У меня не катафалк! - орет из тамбура проводница.

- Да он еще дышит! - еще громче кричит Виталий, - Мужики, выходи из вагонов помочь!

- А он точно не пьяный? - не сдается женщина в форме.

Навстречу беде уже бегут. Бабушки и молодой железнодорожник. Проваливаясь в сугроб, доносят беспомощного человека до вагона, охая и причитая, затаскивают в высокий тамбур, укладывают на полку.

С утра вышел Евгений Прокопьевич со своей дачи, чтобы к дежурке попасть. По целине, вытягивая из сугробов ноги, - кроме семидесятилетнего старика больше некому лыжню наминать. Двенадцать километров одолел. А последние сто протоптанных метров не смог...

Острая сердечная недостаточность

14.50. Хуторяне подходят. С заплечным грузом, санками-плоскодонками и корытами цинковыми. Похожи они на школьников после урока физкультуры, который на лыжах и на время. О беде уже знают, а я все равно рассказываю, что случилось и как «она» орала.

- Жалко Евгения, хорошим человеком был... - вздыхают в ответ.

- ???

- Все, отошел... Отсюда уже многих так вывезли. Прошлым летом бабушка одна во вторник умерла, а в город ее только в пятницу смогли привезти.

Господи, прости, и у близких покойного прошу прощения, но вслед за людьми повторяю: все могло быть еще хуже. Если бы не привел случай Виталия Исаева сегодня на Лаю. Если бы упал Евгений Прокопьевич в начале своего последнего пути, среди леса, в котором зверье водится. Если бы сердце его остановилось у вагона. Насчет добросердечности промолчу, а правила проводница хорошо знает: трупы разрешено перевозить только в отдельном вагоне, обязательно в гробу, который должен быть положен в ящик и чем-то засыпан.

14.55. Отбываем. В нашем вагоне с Лайской едет 20 человек.

- Здесь только те, кто уверен, что добежит, - рассказывают дачники, - ходил бы поезд два дня подряд, или стоянку удлинили - трех вагонов было бы мало. Вот так мы и добираемся: язык на плече, сердце колотится, все в поту. Строились-то, когда молодыми были. Придется, наверное, продавать, хотя кто купит теперь...

И спрашивать не надо - невмоготу расставаться с этой «каторгой». Потому и верят в лучшее.

А им, в большинстве своем пожилым людям, доказывают, что сделано уже все возможное и даже чуть больше при сегодняшнем трудном финансовом положении. Городская власть обещает с мая трехразовый рейс: по пятницам, субботам и воскресеньям. Железнодорожники объясняют, что час простоя состава в Северодвинске на пользу пассажирам не использовать. Поскольку вызван он графиком движения других поездов, что и так с трудом удалось выкроить дополнительно полчаса для удлинения стоянки на Лайской. В ответ на просьбу прицеплять дачно-спортивные вагоны к составу Северодвинск - Москва отвечают: «Не положено, поскольку он фирменный». Согласны люди и побольше за билет платить, лишь бы ездить, но «вопрос ценообразования находится в ведении субъекта федерации»...

16.00. На северодвинском перроне поезд встречает «скорая». Острая сердечная недостаточность - предварительный диагноз смерти Евгения Прокопьевича. К жизни нашей он тоже иногда подходит...

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта