Почему вы меня опозорили?
Было это в 1985 году. Мне тогда было 43 года, работала продавцом в большом магазине. Продуктов много привозили только на праздники, и очереди были огромные, стояли по полтора-два часа. Сначала стояли, чтобы кассир чек пробил, а потом за товаром. Если кончалась, к примеру, сметана, то можно было перебить чек на молоко или другой продукт. Если же кончались яйца, чек перебивали на яичный порошок. Однажды, когда я стояла в очередь, подошел ко мне офицер и подал чек на яйца, а их уже разобрали. Тогда он попросил меня, чтобы я крикнула кассиру, чтобы та перебила ему чек на яичный порошок, что я и сделала. Когда офицер подошел к кассиру, я крикнула: «Люба, перебей офицеру яйца на яичный порошок». Вся очередь грохнула от смеха. А молоденький офицер покраснел и выбежал из магазина. На второй день он пришел еще раз. И мы по тому чеку дали ему яиц. После того офицер спросил у меня: «Почему вы меня так опозорили?» Я ему ответила: «Ты сам просил, чтобы я крикнула». Мы посмеялись, и офицер ушел. После, когда он появлялся в магазине, мы всегда улыбались друг другу.Китайский вариант
А второй случай был, когда я уже на пенсии была. Пенсия маленькая. Вот я и решила подработать кондуктором в автобусе. Как-то раз мы тронулись от остановки. Народу – битком, водителю не видно переднюю дверь, и он стал ее закрывать. Но тут на ходу за-скочил мужчина-китаец с сеткой яиц. Заскочил он задом. Сам в автобусе. А сетка с яйцами снаружи. Я кричу водителю: «Саша, ты яйца китайцу раздавил, открой дверь!», а потом китайцу: «Что же ты ходишь яйцами назад? Сам зашел, а яйца в дверях держишь!» В автобусе все аж попадали друг на друга от смеха. Больше я того китайца не видела. А может, и видела, да не узнала. Все они на одно лицо.Дурная весть
Весеннее солнце согревало землю, быстро таял снег, в лощинах стеклянно звенели ручьи. В эту пору 60-летний Иван Николаевич, на вид ему было больше, вернулся в свою деревню из мест не столь отдалённых. Его принял почерневший заколоченный дом, в котором пахло затхлостью. Бедный скарб, покрытый паутиной и плесенью, пожелтевшие от времени фотографии на стене в раме - таким он увидел своё жилище. К ДОЧЕРИ, живущей в городе, путь ему заказан. Доживать предстояло одному. …Иван долго был любителем лёгкой жизни. Хамство, злость, зависть и непомерную самоуверенность односельчане заметили в нём ещё в то время, когда он был школьником младших классов. - Ивашка, не давай никому себя в обиду, - поучал его дед. - Если что, бей первым! Помни, что сильному живётся легче. Научил дед внука… После школы Ивашка выучился на механизатора, мог бы служить в армии танкистом, но подрался и попал не в армию, а в колонию. Отсидел, вернулся домой, пьяным угнал колхозный автомобиль, попал в аварию, машина сгорела, а Иван снова загремел в колонию. И второй срок не исправил механизатора широкого профиля. Нашлась для Ивана невеста - засидевшаяся в девках деревенская пышка. Родилась дочь. Но нормальной семейной жизни не было: в пьяном угаре муж становился страшен, как необъезженный конь, которого дурные шутники напоили водкой. Год от года Иван свирепел всё больше. Пронзительный женский крик прорезал то утреннюю, то вечернюю тишину деревни. - Опять Ванька жену мучает, - вздыхали соседи. Но в чужую жизнь не вмешивались. А в Иване, казалось, исчезло всё человеческое. Злоба на людей, ненависть к ним правили его жизнью. Эти чувства как тошнота подступали к горлу Ивана. В народе говорят: «У кого желчь во рту, тому всё горько». В одну из таких «горьких» минут он так избил жену, что она стала калекой. Муж предстал перед судом и получил теперь уже большой срок, 11 лет, а жена вскоре умерла. Прошлое наводило тоску и холодило душу Ивана… Нелюдимый, худой, он подолгу копался в огороде, копошился, ремонтируя дом. В сельхозпредприятии ему пообещали работу сначала пастухом, а «там видно будет». В серой, нахлобученной на лоб кепке, в старом пальто, он появлялся в деревне только для того, чтобы купить в магазине продуктов питания и курево. Шёл медленно, с трудом передвигая ноги. Про таких говорят: «Плетётся, как дурная весть». В его присутствии односельчане замолкали. С продавщицей он говорил хриплым тяжёлым голосом. Людям страшновато было видеть его колючие глаза, помятое жизнью лицо. - Как же он жить теперь будет? - задумывались земляки. Действительно, как?..Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
