Девчоночьи избушки
Вспоминаются нехитрые детские игры. У девчонок любимой была игра в избушки. Сооружали их из старых досок, часто под навесом бани, обязательно под черёмухой, чтобы солнце не жгло и дождь не мочил. Ходили друг к другу в гости на пирожки, булочки и шанежки. Тесто лепили из белой глины – она водилась в наших краях. Начинкой для пирожков и шанежек служили лепестки цветов и ягоды черёмухи, летом зелёные и бурые, и чёрные по осени. Изнутри избушку украшали «полотенцами» – строганками из репы: длинными, тонкими, витыми и с каймой по низу. Надо было уметь срезать с целой репки кожуру сверху донизу – с хвостика до жопки. Не каждой девчонке это искусство удавалось.На жнивьё по песты
Весной всей ватагой бежали в поле – на жнивьё песты (хвощ по-нынешнему) собирать. Бывало, их попадалось так много, что в корзинку не вмещались, а оставлять было жалко. Дополнительной тарой служили подолы платьиц. Что из себя представляли эти песты? Зелёные головки с бело-малиновыми ножками. Головки в кожуре, похожей на чешую, а ножки – длинные хрустящие стебли. Мы любили есть песты сырыми. Вкуснотища! А наши мамы варили из них пестовницу, сдобренную молоком, или пекли пироги.Ярмарка
В Иванов день – 7 июля – взрослые брали нас на ярмарку в другую деревню за пять километров от нашей. Дорога до неё пролегала мимо огромной сосны, под которой, по народному поверью, была похоронена цыганка. Не только мы, даже взрослые боялись этого места и мимо сосны шли молча и не оглядывались. Но, попав на ярмарку, мы тотчас забывали про этот дорожный страх. Шум, веселье, карусель с шарманкой. За три копейки по кругу можно было прокатиться несколько раз. Радостью от карусели мы запасались на весь год. Кого и чего только не было на ярмарке! Горшечники с расписными горшками и корчагами для молока, пива, кваса, браги. Девки в цветных полушалках, в невиданных нами нарядных платьях, в блестящих ботиках. У церкви, на площади, – гулянья. К Иванову дню дома готовились загодя. Мама пекла булочки из муки-крупчатки, варила молочную рисовую кашу. Раз в год и именно к этому празднику всей семье шили обновки: кому платье, кому плат, кому шарфик. Отец давал нам по монетке на леденцы. С утра через Усковы мимо окон нашей избы шли на ярмарку весёлые громкоголосые нарядные девки, парни-молодухи из соседних деревень. Было это накануне войны.Часть вторая. НАША СЕМЬЯ
Мама
Светлая память маме моей – Татьяне Васильевне. Сосватали её за нелюбимого Ивана-гармониста. Нас, детей, было у них тринадцать. Три женатых сына (наш отец и его два брата) жили одной большой семьёй. Всем хозяйством управляла свекровь: сыновьям и снохам давала указания, кому, что, когда делать. Мама вспоминала, что в избе по три зыбки (детских люльки) бывало. Потом братья построили себе новые избы и разделились. Когда началась Великая Отечественная война, нас у мамы осталось семеро: два сына и пять дочерей: Алёша, Аркаша, Нюра, Лида, Зоя, Эля и я, Валя.Брат Алёша
В 1942 году Алёшу забрали на фронт. Забирали скоро: сегодня повестка, а завтра уже проводы. Помню, как провожали Алёшу. Он получил повестку, сходил в баню. Извозчики, что на утро должны были его увезти, ночевали у нас – спали на полатях. На проводах Алёши была его невеста – фельдшерица Нина, молоденькая, весёлая девушка. В последнюю ночь брат спал в комнате, на сундуке, а рядом с сундуком гармонь поставил (он был хорошим гармонистом). Эта гармонь с выгравированной рукой брата его фамилией «Шипин» сейчас у меня, как память об Алёше. И два его письма с фронта – два солдатских треугольника – храню. Погиб Алёша под Прагой. Похоронен лейтенант Алексей Иванович Шипин в братской могиле в городе Лидице. Мама ждала Алёшу (Лёльку, как называли его дома) до конца дней своих. И не верила похоронке. Похоронку принесли в День Победы. Мама безудержно рыдала, а я сидела на русской печке и боялась пошевелиться. Потом она несколько раз ходила ворожить на Алёшу к деревенскому колдуну. Он ворожил на паутину и для этого держал в горшке паучка. Что он нагадал маме – она не рассказывала. Помню только, что колдун был у нас под вечер, за день до проводов Алёши на фронт. Сидел у распахнутого окна и глядел на улицу. Вдруг позвал меня: – Смотри, Валь, как она пляшет и кружится в белом платье! И показал рукой через дорогу, на болотину. Я испугалась и к окну не подошла. Что он видел? Теперь уже никто не узнает.Мои сёстры
В войну мама похоронила двух дочерей – моих сестёр Лиду и Зою. Лида училась в девятом классе, Зоя – в пятом. Они ходили в школу за девять километров от дома и простудились. Лекарств тогда не было, даже в больнице. Сначала умерла от воспаления лёгких Лида. Следом заболела Зоя. Помню, она лежит на кровати у окна. Захотела поесть – попросила яичко. Да так и не доела… Похоронили их в одной могиле. Зое в гроб положили красный галстук, очень она им дорожила. Мама на кладбище поехать не смогла – горе свалило. Ездили мы с отцом.И снова мама
Где мама брала силы, не знаю. Учила нас добру, помогать другим. Научила меня ткать, шить, прясть, жать, косить, хлеб печь, хозяйство разумно вести. В войну по деревням ходило много нищих – убогих, калек, детей-сирот. Все милостыню просили. Мама всех оделяла чем могла. Помню нищенку Грушу. Она заходила к нам в избу, когда не было отца. Мама кормила её щами, молоком, давала кое-какую одежонку и обувку, клала в котомку яичко, горбушку хлеба картофельного с мукой пополам. А ещё жила у нас некоторое время беженка Марта из Литвы. У меня до сих пор хранится чудом сбережённая в материнском сундуке нитка цветных стеклянных бус. Осталась она от Марты. Уезжая, Марта надела нитку этих бус мне на шею и подарила тряпичную куклу в платьице и с косичками. Мама, наша добрая, тихая мама никогда не кричала на нас, детей. Терпеливо несла свой материнский крест. Верила в Бога. У нас в избе на божнице стояли две иконы венчальные. Отец-коммунист требовал убрать их с виду, но мама каким-то чудом уберегала их и сохранила до смерти своей.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
