Лучшие крестьянские годы
Валерий Гаврилович очертил рукой круг и сказал, что в радиусе примерно пяти-семи километров за последние 30 лет прекратили существование Борисовское, Завражье, Ломки, Жилино, Елуево, Овсянниково, Миснево, Лиходейки, Екимцево, Юркино, Ондраково. По сути дела, дышат на ладан Фёдорово, Абросьево, Холм, Гусенево, Окулово, Горбовщино, и близок час, когда там не останется ни одного трудоспособного жителя. Да и наше Ряполово, того гляди, тоже отдаст Богу душу. А ведь деревня была какую поискать! Нэповские времена Петрушевский, естественно, не застал, но помнит, и хорошо помнит рассказы матери и стариков-родственников. Какими товарами славилось Ряполово. На эту короткую вспышку всеобщего благоденствия пришлись лучшие крестьянские годы. 70 ряполовских дворов и прежде жили вполне безбедно, а тут мужика словно прорвало: кто кого переплюнет по производству ржи, мяса, молока, шерсти, льна. У Чёрного омута, что на речке Мезе, где любил охотиться сам Николай Алексеевич Некрасов, встала водяная мельница. Общими усилиями была построена начальная школа, отремонтирована церковь Рождества Богородицы. Большой серебряный колокол, отлитый на деньги прихожан, благовестом гудел на десятки вёрст. Некий Харламов основал колбасную фабричку и за год с небольшим буквально завалил Кострому своим сырокопчёным товаром. Поблизости, в Ломках, с ним успешно конкурировали братья Орловы, которые, помимо домашней колбасы, выпускали пять сортов сыра, творог и фирменную сметану в глиняных горшочках. Одних молокосдатчиков насчитывалось 96 человек, излишками мяса торговало почти полдеревни. А сколько здесь было своих кузнецов, пекарей, кондитеров, маслоделов, бондарей, сапожников! На месте заросшего ряской пруда, где нынче даже лягушки не живут, когда-то стояла лавка-магазин купца Грызлова. - Чего там только не было! - сокрушается Петрушевский, будто он дневал-ночевал в этой лавке. - Икра красная и чёрная, колбаса медвежья, колбаса языковая, копчёная столичная, полукопчёная краковская. Головки сахара на прилавках высились, как стога. Водочка переливалась всеми цветами радуги в пузатых бутылках. Из конфет самыми дешёвыми были «раковые шейки», из булок - местные холмовские баранки. Но всё кончилось в начале 1930 года. Лучшие хозяева были вырублены коллективизацией, другие разбежались, рассеялись по городам и стройкам, упокоились на погосте, а остальные примолкли, примирились с участью подневольного эмбриона. И даже находя радость в этом своём состоянии. - Живу, как заяц на острове, - ухмыляется 71-летний Валерий Гаврилович. Теперь он один в деревне. Один на всю лесную пустошь. Один-единственный крестьянин-труженик, не считая больной соседки, за которой ухаживает дочь-горожанка. Ну а я и ещё трое семейных дачников не в счёт. Мы живём здесь кто два, кто от силы пять месяцев в году и пусть худо-бедно, но всё же поддерживаем порядок в своих домах и на огородиках.Заяц на острове
Если верить словам мудреца, что каждому человеку при рождении предназначено место, на котором он должен поселиться, чтобы быть счастливым до конца дней своих, то такое место Петрушевский себе нашёл. Примерно в 30 километрах от Костромы, где-то посерёдке между бывшей вотчиной бояр Романовых и родиной Ивана Сусанина. Уроженец Ряполова, где он только не бывал, какими профессиями не овладел! Здесь окончил семилетку, потом «ремеслуха», три года в армии - и началась долгая кочевая жизнь. Судьба бросала его то в Сибирь, то на Урал, то в среднюю полосу России: мелькали, как в калейдоскопе, заводы, фабрики, совхозы. Но всегда и везде перед глазами Валеры маячила его маленькая «родинка» в большой Родине. И как только вышел на пенсию - сразу же сюда, в Ряполово, в материнский дом. И вернулись к нему, как к блудному сыну эпохи социализма, все крестьянские навыки и привязанности. Просто до поры до времени они дремали в нём, дожидаясь подходящего часа. И вот уже двенадцатый год живёт он один-одинёшенек в компании с собакой Дымкой и шестью козами и козлятами. Жена, она в Костроме, - чего тут скрывать! - сильно обижается на него, ведёт нескончаемые разговоры: пора бы тебе образумиться, пора вернуться в семейное лоно, хватит, мол, надрываться на земле. А он всё никак не может покинуть отчий угол. Да и вряд ли когда покинет. Сейчас это хозяин хоть куда: два больших огорода, яблоневый сад, гектара три сенокосных угодий, около десятка кур, семь отличнейших ульев и два цветных телевизора. О козах и козлятах уже было сказано. Вообще, работает Гаврилыч так, словно на завтра обещаны всемирный потоп или светопреставление, и если он не успеет закончить свою прополку, дойку или окучивание, то его расстреляют уже сегодня, ну прямо сейчас. Другой так водку любит, как он работу. Хорошее хозяйство у Петрушевского, и дом у него хороший, тёплый. И налицо все прочие блага умелой и старательной работы для себя, жены, взрослых детей и маленьких внуков. Живёт Валерий Гаврилович исключительно работой. Вкалывает на своих грядках, расширяет посевы, строит и ремонтирует сараи, хлевы, подклети. И ещё мечтает о том, как благоустроить и улучшить свою жизнь. «Здесь у меня будет птичник голов на 30, - размышляет он, - чуть в стороне поставлю пчелиный домик… там оборудую клетки для кроликов… давно готов хлев для коровы и овец. Осталось только лошадь завести или, на худой конец, мотоцикл с коляской. И обязательно купить охотничье ружьё».Толчки перемен
В последнее время деревню стали навещать бывшие ряполовцы, ныне костромичи. В основном пожилые очкастые мужики при полном параде модных аксессуаров. Все едут и едут: прямо паломничество по святым местам! Иные приезжают с детьми и внуками, приглядываются, принюхиваются, прощупывают обстановку, заводят разговоры: надо то, надо сё. Советуют Петрушевскому расширить посевы, взять кредит в банке, обзавестись малогабаритной техникой. Внушают ему, что если он этого не сделает, то рано или поздно найдётся другой хозяин, помоложе и половчее… но не дай Бог, если земля попадёт в чужие, корыстные руки. В сельской администрации всё чаще поговаривают, что хорошо бы устроить здесь откормочник для свиней, да вот где нынче хороших специалистов найти? Местные предприниматели из бывших ментов усердно хлопочут, чтобы власть отвела для их ведомства лесной участок у реки Мезы для культурно-оздоровительных целей типа профилактория или увеселительного заведения для крутых новороссов… Что-то носится в ряполовском воздухе, это точно, неуловимые толчки перемен ощущает деревня. Хотя по вечерам Гаврилыча окружает почти необитаемая местность с вязкой, непроницаемой тишиной, с домами-полуразвалюхами и зарослями чертополоха, выглядывающими из-под снега. Старая жирная ворона, которую он знает, кажется, лет десять, уже не столько каркает, сколько хрипит и хрюкает. Должно быть, простудилась на студёном ветру. Если прислушаться, можно отчётливо различить не «кар-р-р», а «крах!» … «крах!». Какое будущее пророчит она Ряполову?Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
