Свой мужик!
Отдельно – о том, как Витя вписался в жизнь малочисленного деревенского коллектива. Бабки-то давно его приняли, в прежние наши приезды. Он каждую встречную-поперечную норовил облобызать («А я думал, это наша родственница!»). Подходя к автолавке, приветствовал их: «Здравствуйте, девочки!» И престарелые «девочки» с посохами (по-местному с «бадиками») буквально расцветали. Но, слыша неумолчный стук топора и жужжание пилы, даже единственный на всю деревню живой ветеран войны уточнил у меня: «Как Виктора по отчеству?» Муж сестры зашел, похвастался: «Я горжусь свояком! Его все уважают – городской, а все делает не хуже деревенских». Когда сломалась водонапорная башня (слава Богу, уже не поливали, лето кончилось), решили привести в порядок колодец – один на полдеревни, как раз напротив нашего дома. Мужиков набралось – раз-два и обчёлся! Витя принял самое активное участие: копал ямы под столбы, обтесывал ворот, какие-то необходимые железки у нас в хозяйстве нашел, не отказался и от магарыча да еще стихи об этом написал – ну, тут уж слава о нем пошла по всей Погореловке великой!С урожаем!
И вот – картошка! Из всей деревни она уродилась только у нас и у моей сестры. Не потому, что мы оказались такими умельцами. Просто наши огороды в пойме реки, где более влажная земля. Кстати, там уродились даже овощи, которые я сажала семенами в землю без полива и не поливала за лето ни разу! А какие арбузы со своего огорода мы ели все лето! Но – ближе к картошке. Процитирую только Витю: «Я понял, что стихи надо писать так, как выращивать картошку: подготовить землю, посадить, помотыжить, прополоть, окучить, не раз опрыснуть от колорадского жука, скосить ботву, дать дозреть, выкопать, перетаскать на своей спине, не однажды перебрать – это на семена, это мелочь, это на еду – и, наконец, убрать на хранение». Оказывается, картошечка-то – золотая!» А когда все с грядок было убрано, переработано, высушено и засыпано в мешочки, закручено в банки (пустые стеклянные банки мы покупали в Моршанске на рынке, их было так много, что приходилось обратно добираться на такси), опущено в погреб и спрятано в большой сундук (от мышей), тогда Витя вручную, лопаткой, перекопал грядки под зиму, мы расчистили все-все пространство, вывезли мусор и наслаждались чистотой возле дома, где только зеленела молодая травка, доцветали последние цветы и осыпались желтые листья с деревьев. И пожалуй, цивилизация со всеми ее удобствами ничего не стоила рядом с этим наслаждением. Да, поначалу трудно было без горячей воды, без ванны, без компьютера (в деревне, где одни старики, ни у кого нет не только выхода в Интернет, но и компьютера как такового). Есть только телефоны, на которые городские дети регулярно кладут родителям денежки и звонят в определенные часы. Ведь мобильные телефоны принимают сигнал только в доме, только от специальной антенны, а кто же будет сидеть у телефона, когда все деревенские дела – на улице! Правда, у нас, как и у всех, был телевизор, но – некогда, некогда, некогда… так, изредка новости и вечерние фильмы. Но великое дело – привычка. То, что устрашало как тягостная необходимость (например, несколько раз в день выносить помойное ведро, мыться в холодную погоду в тазике, выгребать золу из печек, отстирывать рабочую одежду в ванночке, а не в стиральной машине и т.д.), по истечении некоторого времени делалось уже на автомате, без принуждения и нежелания.Уехали…
А потом, в октябре-ноябре, деревня стала редеть. Осталось домов десять, где топились печки. Дети забирали стариков на зиму в город. Стало сыро, мрачно и безлюдно. Нас с надеждой спрашивали: «А вы-то еще не уедете пока?» Но вот настал момент, когда продавщица автолавки поинтересовалась у моей сестры: «А что это ваши-то не идут? Проспали?» И сестра ответила: «Уехали». От редакции И это ещё не всё: по следам «первого погореловского сезона» Виктор написал стихотворение «Крепостной дворянин», с которым мы надеемся познакомить читателей в следующем номере нашей газеты.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
