БЫЛА Я ДЕВКА – УХ! И НЯНЬКА, И ПАСТУХ
- Мама ходила копать колхозные огороды. Меня с собой брала. И пока мы с ней две нормы не сделаем, домой не уйдём. Работали за трудодни. Однажды заработали пуд муки. Это же шестнадцать килограммов! Обрадованная мама велела мне получить муку на складе. Но когда я принесла мешок, строго спросила: «Почему мало? Неси обратно». Вернулась я на склад, кладовщик сердито спрашивает: «Что ещё надо?» «Мало муки навесил», - говорю. Кладовщик посмотрел в ведомость: «Твоя правда, - сказал, – пуд вам выписан». Еле, с частыми передыхами, дотащила я этот пуд до дома – силёнок-то маловато было. Когда мама с моей старшей сестрой уходили на колхозную работу, я оставалась дома за няньку. Однажды качаю зыбку с младшей сестрёнкой, попутно лепёшки для неё пеку, приходит врачиха из деревенской больницы нас попроведать. Увидела наше житьё-бытьё и говорит: «Возьми баночки и пойдем со мной, еды дам». Я пошла с ней, а водиться с сестрёнкой золовка (сестра отца – ред.) пришла. Мама приходит с работы и спрашивает: «А нянька где?» Золовка: «Врач с собой увела». Мама в больницу прибежала. Там ей сказали, что дочку Валентину надо немного подлечить. И пролежала я в больнице две недели. …Когда подросла, стала в колхозе работать почти как взрослая. Летом на дальних сенокосах. Однажды бригадир велел нам, подросткам, поляну выгрести, то есть сено в кучи собрать. «Управитесь и отдыхать идите», - сказал. Мы управились быстро, лошадь к берёзе привязали и ушли. Но вечером нас без еды оставили, чтобы впредь неповадно было самовольно уходить. Однако тётка моя родная сжалилась и поделилась с нами своей едой. Под осень мы, подростки, работали на складе на сортировке зерна. Вчетвером двух взрослых колхозников заменяли на этой работе. Отец научил меня определять, «горит» зерно или нет. А делалось это так: ставишь в кучу зерна осиновые колья, как градусники. И если кол греется, то зерно надо перелопачивать, чтобы проветривалось и остывало. Эта отцовская наука мне пригодилась, когда я стала самостоятельно работать. И колхозных овец пасти приходилось мне. Однажды нам с подружками вздумалось пошутить-победокурить. Повязали мы барану на рога косынку, будто девочке, и давай смеяться, глядя на него. А баран вырвался и побежал в стадо. А стадо испугалось необычного вида вожака и в капустное поле кинулось. Женщины-огородницы, что капусту пололи, всполошились, не волк ли за овцами гонится. А как увидели барана в косынке да нас, пастухов, бегущих за стадом, хохотали до упаду. Но и нам, конечно, попало за эту шутку. Однажды мне дали выходной день, и пасти овец осталась моя сменщица. В нашем стаде был поярок беленький-пребеленький, шёрстка у него мягкая, пушистая. Его надо бы уже и стричь, но осенние холода надвигались, и пожалели ягнёночка – до весны решили со стрижкой погодить. А сменщица моя взяла да остригла барашка. Приехала я из дому, и меня бригадир сразу в оборот взяла: «Зачем овечку остригла?» Я в слёзы: « Я и стричь-то не умею да к тому же и на выходных была». «Ладно, - пригрозил бригадир, - в правлении во всём сознаешься и раскаешься». Но созналась и раскаялась моя сменщица: « У Вальши есть беленькие варежки, и мне такие же связать хотелось, вот и остригла ягнёночка». Простили мою сменщицу, а для барашка, чтобы зимой не замёрз, фуфаечку тёплую сшили. Всё это, Людмила, было в военные годы.ОТЦОВСКИЙ УРОК ПОШЁЛ МНЕ ВПРОК
А дальше взрослая жизнь пошла. Вышла я замуж в 1950 году. Мне уже девятнадцать лет исполнилось. Через год дочку родила и три года с ней дома сидела. А потом на складе весовщиком работала. И, несмотря на три класса грамоты, могла сделать годовой отчёт. Этому меня отец научил. Благодаря отцу я всякую работу постигла. И дом мы с мужем своими руками построили – от первого до последнего бревна сами положили. Работала я и подменной дояркой – основная-то целый год на больничном была. За то время всю группу старых коров постепенно обменяла на первотёлков, раздоила их. План по молоку и по телятам постоянно перевыполняла. Но однажды крепко в немилость начальству попала. Корова двойню принесла, и я сходила в телятник и принесла ей в фартуке охапочку сена. Вызвали меня в правление и давай отчитывать: «Сено положено только телятам». Я давай с ними препираться: «Да захиреет ведь корова после отёла на соломе!» А они мне своё гнут: «Не положено корове сено!» И по итогам года всю премию, мной заработанную, основной доярке начислили. Обиделась я и заявление на стол положила. Сначала в поселковый ЖКО (жилищно-коммунальный отдел) устроилась. А с 1973 года перешла в приёмщицы деталей на заводской склад в поселке Зыряновка. Однажды пришёл на склад директор завода Анатолий Васильевич Капустянских и говорит: «Надо в командировку ехать, а «Волга» сломалась» и запчастей к ней нет». «Как это нет, - отвечаю я директору, - у меня НЗ есть. На все командировочные машины запчасти в запасе держу». Директор похвалил: «Молодец, Валентина Романовна!» А меня распирает от гордости за себя. «Так меня, - говорю, - отец этому научил: мол, у тебя на складе, как в армии, всегда должен быть запас». Перед пенсией полтора года работала в котельной. Здесь зарплату хорошую платили. На складе-то я гроши получала: сорок рублей в аванс да шесть в получку. Держишь эти денежки в кулачке и не знаешь, как прожить на них до следующего аванса. А в котельной – 130 рублей в месяц! Получила я их и заплакала: «Не мои мне деньги дали, я столько не заработала». А начальники да бухгалтера дивились: не видали, мол, ещё такого работника, которому зарплата велика показалась. *** Вот такая она, моя вторая мама. Я дорожу дружбой с ней. После смерти родной мамы Валентина Романовна стала мне ещё дороже. Я благодарна судьбе и Богу за то, что в моей жизни есть такая подруга.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
