 |
| Фото Владимира Ларионова |
Германский «Сокол»
Корабль построили в 1942-м на верфи Ростока. Немцы задумали серию из трех единиц особого класса – малые шхерные авианосцы. Наши о таких даже и не слыхивали. 1700 тонн водоизмещения, 73 метра в длину, 16 метров в ширину. Авианосец – это все же перебор, наверное, но по три гидросамолета-торпедоносца корабли несли. Были на каждом взлетные катапульты, мощный кран – для подъема самолетов с воды. В машине - два основных дизеля, два вспомогательных, но самое-то главное - уникальные так называемые шнайдерные установки в корме. Долго пересказывать их устройство, сложное оно, как выразился Фёдор Андреевич, «была там занудная система паука», но если совсем уж упрощенно – крутились в корме 12 весел-гидропропеллеров по 250 оборотов в минуту, давали они судну и скорость до 13 узлов, и небывалую маневренность. Корабль мог выписывать немыслимые циркуляции, двигаться лагом со скоростью 3-4 узла, вертеться буквально на пятачке. Такое техническое диво немцы придумали еще до войны для своих минных тральщиков, а уж в войну оснастили им три авианесущих корабля, чтоб они «вьюнами вертелись» в узких норвежских шхерах. Так они и вертелись, неуязвимые, до 45-го года. А там уж по репарациям союзники забрали к себе два корабля, а третий - «Falke», что значит «Сокол», достался Союзу. Поговаривали, «Сокол» этот за войну 16 кораблей утопил. Наши дали ему новое имя – «Аэронавт». Года три потом светлые умы из ленинградских НИИ изучали на нем «шнайдеровы чудеса». Но это уже в 60-х, когда имел «Аэронавт» совсем другую профессию.Такая героика
Последний командир его - Федор Андреевич Папура – южанин по рождению: село Куршава, станция Крым-Гирей. До войны его семья несколько раз переезжала. Война же застала ее под Нальчиком. В 42-м попали в окружение и жили в кольце два месяца. В конце концов немцы прорвались. Их мотоциклисты уже разъезжали по улицам городка, а на станции стоял наш эшелон с бесценным оборудованием для молибденовых заводов. Паровозная бригада разбежалась. Тогда отец Феди, Андрей Фёдорович Папура, богатырской силы и духа человек, подпольщик, из-под самого носа фашистов угнал состав в сторону своих. Работал он электромонтером пути, но тут уж сам раскочегарил паровоз и стал к реверсу. Перед этим успел предупредить домашних – бегите, наверняка найдутся те, кто выдаст. Не ошибся – донесла школьная учительница, и они – мать, Федя, две его сестренки - едва успели скрыться. Сполна хватили лиха – немцы бросились вдогонку, долго потом семья скиталась, бедовала, голодала. В летописи Великой Отечественной об отце, Андрее Федоровиче Папуре, строки: «За особые заслуги в обеспечении перевозок для фронта и народного хозяйства присвоить звание Героя Социалистического Труда». Хотя понятно, такие «особые заслуги» верно тянули на Героя Союза. К тому же потом Андрей Федорович еще и партизанил под Ростовом, рвал мосты и пускал под откос эшелоны фашистов. С войны он вернулся, семью, считавшуюся погибшей, нашел, хотя и неполную – умерли его девочки. К мирной жизни возвращались с трудом. Был момент в биографии юного Фёдора Папуры, когда он по настоянию отца учился в Грозненском архитектурно-строительном институте. Но его неотвратимо тянуло к морю. «Такая героика была, - пояснил Федор Андреевич. – Только во флот, и только на торпедные катера!» Они с другом даже придумали себе ритуал и «поклялись на крови», почему-то были уверены - отважнее катерников на море никого нет. По комсомольской путевке пошли во флот. Федор окончил Каспийское ВВМУ, а стажировался уже в Севастополе, на катерах…Малые ударные
В 50-х в Молотовске-Северодвинске стоял дивизион больших торпедных катеров проекта 183 – наследников союзнических «Элко» и «Восперов». На крейсерском ходу мчались они со скоростью 33 узла, а на форсаже выдавали все 44. Две торпеды, две спаренные зенитки – сила! Дивизион был, что называется, всепогодным и ходовым, у причалов не застаивался. Здесь лейтенант Федор Папура прошел настоящую школу будничной морской работы. Особые моменты тоже выпадали, когда обеспечивали испытания первых наших атомных лодок. А однажды… Было время, супостат в Белое море совался шпионить на подлодках. Сегодня это не секрет, доктора наук Е. Байков и Г. Зыков о том книги пишут, но с участником одного из таких эксцессов мне довелось разговаривать впервые. В 1960-м поднялся большой переполох: американец якобы прокрался чуть ли не к Никольскому бую. Авиацию с Лахты отчего-то поднять не смогли. Тогда сыграли тревогу катерникам. А ранняя весна была - у тех на борту ни торпед, ни боезапаса. Так и выскочили в море с секретным предписанием – в случае обнаружения лодки или же ее перископа идти на таран! Зря, что ли, 183-й проект числили к ударным кораблям?!Ракетная эпоха
Началась она тогда же, в самом конце 50-х, и началась бурно, будто вдогонку атомному веку. Можно сказать, все воинство Белого моря работало на ракетное оружие. Фёдор Папура перешел служить на быстроходный КЦ – катер-цель. На такие охотились испытуемые ракеты. Поэтому «экстраординарных случаев» по службе хватало. И уж потом два года Фёдор Андреевич старпомил на «Аэронавте» и стал его командиром в 1965-м. Любые ракетные стрельбы в Белом море без «немца» не обходились – «Аэронавт» являлся одним из главных обеспечивающих кораблей, причем без разницы, какие ракеты летали – крылатые или баллистические. Достались «Аэронавту» и другие заботы. Корабль с его фантастической маневренностью и 40-тонным краном на корме оказался незаменимым при оборудовании отдаленных полигонов. Немецкий уникум на русской службе мог брать любой груз, чтобы затем десантировать его прямо на берег. А уж как «Аэронавт» выгребал против штормов и течений – особая речь. Позже Фёдор Андреевич служил на берегу, в оперативном отделе, на Ненокском полигоне – главном морском ракетном стрельбище. Если с пафосом сказать, здесь оттачивалось острие советской военной стратегии в океане. Если в прозе - успехи давались тяжело, случались и аварии с человеческими жертвами. О цене приобретаемого опыта свидетельствовали и постоянные наезды в Неноксу важных чинов, но как высший знак и образ всего дела - академик Виктор Петрович Макеев, мудрейший, талантливый, крутой на спрос, но и добросердечный. Работу с ним Фёдор Андреевич считает одним из самых ярких эпизодов в своей жизни. О многих оказиях и встречах ракетной эпохи поведал мне Федор Андреевич, но не меньше осталось и тех, коим срок для огласки еще не пришел… На металл «Аэронавта» списали в 1972-м. Корпус его притопили в Турдеево. Когда вскрывали обшивку в каютах, на тыльной стороне листов обнаружили надписи на русском. Оставили их те наши пленные, кого фашисты загнали на верфи Ростока. Выходит, тридцать лет шли эти письма с чужбины. Сначала в чреве фашистского корабля, а потом уже испытателя советского оружия. Это ли не повод задуматься, как порой не только обстоятельства, но и линии судеб непредсказуемым образом сходятся в исторической или житейской точке. Предугадать такое никому не дано. Этому можно только удивляться. Немало удивительного сошлось не только в планиде «Аэронавта», но и в жизни последнего его командира. Линия жизни Фёдора Андреевича Папуры объединила все это замысловатой и длинной чертой.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
