Легенда по имени Калестин

Калестин Степанович Коробицын, известный фотомастер, корреспондент областной газеты «Правда Севера», хорошо знаком северянам моего поколения. Правда, в самом Архангельске его знали больше, нежели в Северодвинске, и это понятно – в силу специфики главных предприятий нашего города, куда приезжим журналистам, даже из области, путь был нелегким и где писать разрешалось далеко не все, тем паче фотографировать. Однако мало кто знает, что именно Калестину Степановичу наш город обязан началом своей фотолетописи. Именно он в тот самый «палаточный период» будущего Северодвинска по заданию областной партийной газеты прибыл на стройку в Никольское устье Северной Двины и сделал первые художественные и хроникальные снимки. Сегодня многие из них открывают экспозицию городского краеведческого музея.

17 июля исполняется 100 лет со дня рождения Калестина Степановича Коробицына. О нем рассказывает его архангельский коллега, знавший юбиляра, будучи начинающим журналистом.

С ним дружил маршал

Перед моими глазами замечательная фотография. На ней три человека: в центре, к сожалению, неизвестный мне генерал, справа – маршал Победы легендарный Константин Рокоссовский, а слева – фотожурналист майор Калестин Коробицын.

Я наивно думаю: Калестин Степанович – символ того, каких высот можно достичь в жизни, будучи «всего-навсего» фотокорреспондентом «Правды Севера» и армейской газеты... Константин Константинович Рокоссовский называл Коробицына своим другом. Представляя его в 1967 году новому первому секретарю Архангельского обкома КПСС Борису Попову (маршал, тогда главный инспектор Министерства обороны СССР, приезжал в Архангельск в командировку), сказал: «Отличный человек, прекрасный журналист. В пекло всегда лез со своей «лейкой».

Хорошо знавший К.С. Коробицына капитан дальнего плавания Юрий Жуков рассказывал мне, что в свое время Калестин Степанович показал ему фотографию: военный госпиталь, большой групповой снимок – офицеры из свиты Рокоссовского, врачи, медсестры, в центре – Константин Константинович, которого медперсонал попросил сфотографироваться с ним. Потом Калестин Степанович положил на стол второй снимок. Юрий Дмитриевич глянул и сказал: «То же самое». Коробицын возразил: «Смотри внимательней». Оказалось, что в центре «фотки» опять же человек в маршальской форме, только не командующий фронтом, а фотокорреспондент Коробицын. Вот такие были отношения у маршала и майора.

Фотовыставки только Калестина Степановича проходили и в Архангельске, и в Москве – никто из его коллег такого не добился. Ни в прежнее время, ни в нынешнее.

Мастер слова

Рассказы Коробицына и о Коробицыне сохранились до сих пор – и устные, и опубликованные. И о нем, и о его друзьях. Один из таких рассказов запомнил журналист «Правды Севера» Владимир Алексеевич Иванов.

- Осенью 1941 года немцы перли со страшной силой, - вздохнул Калестин Степанович. – Вечером, после того как откатились мы километров на 15, оказались в подмосковной деревеньке – старой, чистенькой и, судя по домам, зажиточной. Тут нам скомандовали: «Привал!» Я растянулся на траве у изгороди, ноги вытянул и сразу заснул как убитый. Проснулся от толчков – Ванечка Хабаров будит. «Вставай, - говорит, - курицу ощипать надо». Где он эту курицу ухватил или выменял у кого-нибудь, некогда было спрашивать, а потом забылось… Походные кухни мы бросили, НЗ сшамали. А тут – на тебе! – курица. Как мираж. Только мы за нее взялись, кричат: «Танки!» Мы, конечно, ноги в руки – и наутек. Километров пять отмахали по грязи в темноте, до леска добежали, свалились. Думаю: теперь меня домкратом не поднимешь, так устал. А Ванечка отдышался и пристает: «Костерок надо развести, курицу сварить». – «Не бросил ее?!» -«Как можно?!»

Но и в леске мы не задержались, подняли нас по тревоге. Когда брезжить начало, остановились в каком-то поселке. Там по просьбе Ванечки старушка курицу нам выпотрошила и такой супчик сварганила – пальчики оближешь! В жизни ничего вкуснее не едал.

Владимир Иванов замечал: «В глаза не видел я Ванечки Хабарова. Знаю лишь по фамилии, что выбита на мраморе в списке тех, кто не вернулся в редакцию «Правды Севера» с полей Великой Отечественной. Но вот вспомню разговор с Калестином Степановичем – и встает в памяти как живой простодушный архангельский парень с удивительными, по-детски чистыми, доверчивыми глазами».

Воин, правдолюбец, романтик

Этот и другие интересные рассказы опубликованы в только что вышедшей в издательско-полиграфическом предприятии «Правда Севера» книге «Романтик с улицы Поморской», посвященной памяти К.С. Коробицына, которому 17 июля исполнилось бы 100 лет.

Книгу подготовила племянница Калестина Степановича Жанна Александровна Паршева. О Коробицыне не раз писали – она бережно сохранила публикации. Она же записала воспоминания (спасибо, успела) людей, хорошо знавших легенду архангельской журналистики: Нины Дмитриевны Пономаревой, жены журналиста и редактора «Правды Севера» 30-60-х годов Бориса Семеновича Пономарева, а также Елены Ивановны Энтиной, журналиста нашей газеты 40-50-х годов, создателя архангельского телевидения. Жанна Александровна и сама написала о своем удивительном дяде – в итоге получилась увлекательная книга.

Война для Калестина Коробицына чуть трагически не закончилась в Кенигсберге: фотографируя поднявшихся в атаку солдат, споткнулся о какой-то кабель, ругнулся, выхватил из-за пояса трофейный тесак, рубанул с досады по кабелю (он был трехфазным) и потерял сознание. Очнулся, увидел перед собой врача в медсанбате. А потом получил орден Красной Звезды «за предотвращение взрыва важнейшего стратегического объекта». Случайность? Нет. Вспомним маршала Рокоссовского, который сказал, что наш фотокор в пекло лез со своей «лейкой».

Калестин Степанович Коробицын был легендарной личностью. О таких, как он, передавая из уст в уста рассказы о них, много чего говорят, прибавляют, домысливают, в хорошем смысле слова привирают. Это – показатель масштаба личности.

Калестин Степанович на дух не переносил чванство, заносчивость. Поэтому в командировке на Печоре побил штативом референта главы правительства Алексея Николаевича Косыгина... Впрочем, был Коробицын человеком отходчивым – и помирился с москвичом. Чему способствовали спирт и рыба семга.

Этот случай был после войны. А вот один из поступков Коробицына до нее. Он положил в железные коробки снимки репрессированных земляков и закопал в землю. Другой бы на месте Коробицына мог «отречься», «покаяться»: мол, фотографировал врагов, не разглядев их личину, а теперь готов сжечь их фотографии...

Те снимки использовались в «Правде Севера» после XX партсъезда.

Его нельзя было не любить

Калестин Степанович был женат, но нежно любимой им женщиной стала бухгалтер газеты «Северный комсомолец» Зинаида Ивановна Кочнева. И вот – хотите верьте, хотите нет... Шел однажды Коробицын нетрезвой походкой по родной архангельской улице. Остановилась около него милицейская машина, вышел из нее сержант и спросил: «Калестин Степанович, вас куда отвезти – домой или к Зинаиде?»

В личном деле Калестина Степановича сказано о двух выговорах по партийной линии – за «аморалку». В компартии любили вмешиваться в личную жизнь... Даже вопрос рассматривали, достоин ли коммунист Коробицын получить партбилет во время кампании обмена старых билетов на новые. «Нельзя человека наказывать за одно и то же несколько раз», - сказал кто-то. Услышав такое мнение, участники партсобрания проголосовали за то, чтобы Калестину Степановичу выдали тот самый билет.

Зинаида Ивановна Кочнева продолжает любить своего Калю, Калюшку.

Его нельзя было не любить – обаятельного и мужественного. По-нынешнему - харизматичного.

Калестин Степанович мог бы с довоенных лет жить в Москве, работать не где-нибудь, а в газете «Правда». Но он предпочел остаться архангелогородцем, потому что очень любил своих родителей, Север, его Двину, улицу Поморскую, газету «Правда Севера», районы Архангельской области, где бывал не однажды. Он был романтиком. Таким и запомнился северянам.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта