Золотопогонник Петр Яльцев

Более чем наивно представлять дело первопроходцев Советской Арктики плаваниями, где их каждый день ждали открытия. Пройти неизвестным проливом, наткнуться на неведомую банку или обнаружить неведомый остров - это лишь повод для начала огромной работы. К тому же в уже положенных на карту районах требовалось внести тысячи обозначений и поправок, прежде чем гарантировать здесь безопасное кораблевождение. Для того и создавали УбекоСибри...

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ практика гидрографов в подавляющем большинстве лишена романтики. Так было, так есть - это они сами признают. Зато в избытке тяжелая морская работа. Чаще всего это плавание в строго ограниченном районе, нередко с длительными ожиданиями «у моря погоды», до изнурения однообразное хождение галсами, промеры, итоги которых - сухая математика... После них даже лоцию с ее специфическим и строгим языком читаешь как художественную книгу.

Но более всего, на мой взгляд, свидетельствует о «бытовизме первопроходчества» судовая канцелярия. В архиве Яльцева имеются образцы экспедиционной документации тех лет. Это и письма в отделы управления, черновики, копии радиограмм, финансовые отчеты, те же акты на прием и списание приборов, навигационных карт, специальной одежды, обуви, провианта.

Выскажу еще мысль: таким, как Петр Николаевич Яльцев, суждено было стать не только первыми исследователями Советской Арктики, а по большому счету, положить начало всей советской штурманской школе, ведь создавалась-то она на базе офицеров все того же «старорежимного» флота. Других учителей взять было неоткуда, и наша северная гидрография тому лишнее подтверждение. Возьмите любую значимую экспедицию 20-х, сразу увидите, чьи знания, опыт и, если хотите, личные качества предопределяли успех: Ф.И. Матисен, Б.В. Давыдов, Н.И. Евгенов, Н.Н. Зубов, И.А. Киреев... Яльцева мы не ставим в один ряд с ними, но воздадим Петру Николаевичу должное: в рейсовых донесениях, отчетах, запросах, прочей переписке с руководством, которую он, штурман, вел порой за капитана, чувствуется высокий уровень его образованности и по-военному четкий строй мысли.

В гражданском флоте

Летом 1926 года Яльцев демобилизуется и уходит в гражданский флот, служит здесь на штурманских должностях семь лет. В его мореходной книжке указаны: РТ-37 «Палтус», пароход «Красный Октябрь», ледокол «Ленин»... В 1931-м на «Ленине» попадает в дрейф у Новой Земли, в ходе его ведет свои наблюдения, с которыми знакомит специалистов Главной геофизической обсерватории, получает их высокую оценку.

Весной 1933-го Петр Николаевич, образно говоря, сошел на берег. Скорее всего, это было связано с пошатнувшимся здоровьем: многомесячные арктические рейсы на ледоколе были ему противопоказаны. В Архангельском управлении гидрографической службы Главсевморпути он сначала работает заведующим лоцмейстерской частью, а затем начальником сектора ограждений.

Еще через пять лет - новый служебный поворот: Яльцев возвращается в плавсостав, но меняет организацию - теперь это траловый флот: РТ-84 «Гольфстрим», РТ-85 «Орджоникидзе», РТ-86 «Индига», РТ-88 «Печерец».

Однако в конце 1939-го у Петра Николаевича вновь ухудшилось здоровье, а еще и сложилась конфликтная ситуация: руководство, пообещав назначение на траулер новейшей постройки, долго держало его в резерве. Это серьезно сказалось на материальном положении семьи, к тому же заболели дети. Полагая, что с ним поступили несправедливо, Яльцев взял расчет и ушел снова в гидрографическую службу Севморпути.

В навигацию 1940-го на судне «Циркуль» он вел промеры у новоземельских проливов. Эти исследования проводились в рамках экспедиции известного астронома-геодезиста Степана Алексеевича Янченко. Любопытная деталь: свой положительный отзыв о той работе архангельского гидрографа ленинградский ученый прислал Яльцеву... почтовой карточкой.

В отдельной папке я обнаружил материалы по научной деятельности Петра Николаевича и, признаться, долго, но с большим интересом разбирался в них. Пожелтевшая от времени бумага, основательно потертая в местах сгиба. Записи выгоревшими чернилами, иные пометки карандашом приходилось расшифровывать с увеличительным стеклом...

Инструкция для обработки приливов гармоническим анализом по методу Дарвина, таблицы итерполяции, наблюдений над колебаниями уровня моря, высот и моментов полных и малых вод, за направлением и скоростью течений - все это сугубо специфическая документация. Однако строгие графы с рукописными столбцами поначалу непонятных цифр свидетельствовали о Петре Николаевиче как об ответственном штурмане, большом аккуратисте и увлеченном исследователе.

О разносторонних интересах моряка Яльцева говорили и другие документы, но мое внимание сразу же привлек один: чернилами на странице из старой лоции Финского залива, затем карандашом на широких листах писчей бумаги - наброски текста о паруснике «Эклипс» («Ломоносов»), чей корпус в затопленном состоянии покоился в протоке Северной Двины.

Собирался ли Петр Николаевич писать исследовательскую работу либо статью в газету, мы не знаем. Однако, бесспорно, Яльцева живо заинтересовала история этого корабля, столь похожая на легенду. Мир интересов, верно, тоже тесен, ведь точно так же судьба «Эклипса» в свое время захватила и мое воображение, подвигла на многолетнее исследование его судьбы.

Записи о паруснике обозначены пометкой «25 мая 1941 года».

Последняя гавань

Относительно даты смерти Петра Николаевича имеется досадная неточность. Так, С.В. Попов, повествуя об известных исследователях Севера в своей обстоятельной книге «Автографы на картах», указывает 1954 год. На самом же деле Яльцева сгубила простуда в военном рейсе 1942 года. Гидрографическое судно «Шторм», которым он тогда командовал, доставило капитана в Нарьян-Мар. Здесь Петра Николаевича похоронили.

На его преждевременной кончине (как еще назвать смерть 52-летнего мужчины?), вне сомнения, сказались известные тяготы постоянной службы на море. Еще задолго до Великой Отечественной врачи отмечали в состоянии штурмана Яльцева последствия нервных перегрузок и «упадок питания». К тому же Петр Николаевич с двадцатых годов страдал заболеванием легких. Военное лихолетье усугубило эти болезни.

В 1950-м его сын Иван, также избравший профессию военного гидрографа, смог побывать на могиле отца. Позже его внук Сергей Иванович Антуфьев (сегодня он служит штурманом на буксире МБ-19 Беломорской ВМБ) уже не смог отыскать скромного деревянного памятника своему деду: кладбища за Полярным кругом ветшают стремительно.

Имя архангельского исследователя Арктики Петра Николаевича Яльцева увековечено на географических картах: им назван мыс острова Солсбери на Земле Франца-Иосифа. Насколько позволяют судить известные нам данные, сам Петр Николаевич никогда не посещал эти отдаленные места. Предложение о наименовании прежде безымянного мыса в 1963 году вынесли на комиссию по топонимике архангельские гидрографы.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта