«Папа застегнул кобуру и пулей вылетел из дому...»

Пролог военной драмы глазами обыкновенного подростка. Все меньше остается людей, успевших «хлебнуть войны». Для Александра Григорьевича Сомкина, почетного ветерана Северного морского пароходства, Великая Отечественная началась в прямом смысле как кошмар.

BЕЧЕРОМ 21 июня 1941 года, - вспоминает бывший моряк, - с отцом собрались на рыбалку на живописное озеро возле поселка Винники под Львовом (отца после кампании по освобождению Западной Украины оставили там служить).

И вот снится мне, что с утра пораньше, на зорьке спешим через росистый луг к речке, я в нетерпении на ходу разворачиваю удочку, подбегаю к воде и закидываю. Наживку сразу же хватает огромная щука. Я ее тащу, она пасть разинула и почему-то на меня лает... Просыпаюсь - вся кровать усыпана оконным стеклом, на улице грохот, взрывы, что-то горит, рушится. Отец прыгает посреди комнаты в одном сапоге, спешно натягивая другой. Мать на нем виснет, а он успокаивает ее: «Не волнуйся, обычная учебная тревога...» Папа застегнул кобуру, пулей вылетел из дому. И до конца войны мы его больше не видели.

Жили мы почти в центре города, в так называемых ДОСах - домах офицерского состава. Спустя несколько часов после начала войны около нашего жилища останавливаются две «полуторки», выскакивает молоденький лейтенант и кричит: «Семьи офицеров, немедленно грузитесь, немцы подходят!» Мать, брат, бабушка и я в чем были, в том и поехали. Да и некуда было вещи класть - в кузове народу набилось, как килек в бочке. Мчимся по городу, уже идет стрельба. Первую машину прошила очередь. Видно, попали в шофера. Она вильнула и врезалась в стену дома на повороте. Наша машина свернула в переулок, добрались до вокзала. Быстро расселись по вагонам, и поезд тронулся. Не успели выбраться за город, как налетели «мессер-шмитты». Моя бабушка накрыла меня собой и слышу молится: «Господи, только бы не в него, лучше уж в меня, я уже старая». Самолеты, как пройдут над нами - только щепки летят. Но Бог миловал, из наших никого не задело. Только самолеты исчезли, смотрю - параллельно с поездом мчится колонна немецких танков. Метрах в пятидесяти от эшелона, прямо по пшеничному полю. Немцы по пояс голые сидят, руками машут, ржут. Вроде как гонки устроили. Правда, как только машинист прибавлял ход, лупили из орудий, дескать, притормози. В общем, веселились ребята. Потом, видно, надоело, один танк проскочил вперед, заехал на полотно. Поезд остановился. Появились немцы: «Коммунисты, жиды есть? Выходи!» Не знаю, как они их определяли, но насобирали целую толпу, отвели в сторону и расстреляли.

С большим трудом добралась наша семья до небольшого городка Изяслав в Хмельницкой области, в котором я родился. Там на родине бабушки и прожили 3,5 года в оккупации. Позднее мои детские переживания вылились в стихи, которые назвал «Июнь, 1941 год».

Вгрызался в землю

гусеничный след,

Огонь и смерть ползли

по Украине.

В тот страшный год мне было

восемь лет,

Но 41-й помню

я поныне.

Тревожный сон растаял

на заре,

И я смотрел, как мимо

нашей хаты,

От пыли и от боли

почернев,

Нас покидая, шли и шли

солдаты.

Склоняя головы

от жгучего стыда,

От взглядов,

полных горькой укоризны,

Клялись нам,

что воротятся сюда,

Клялись родными,

совестью и жизнью.

За сапоги цеплялась

лобода,

Смывалась пыль

росою предрассветной,

Такими мне

запомнились тогда

Солдаты, уходившие

в бессмертье.

Никто из нас тогда еще

не знал,

Что в пламени войны,

чадящем, жарком

Герои эти выплавят металл

На памятник солдату

в Трептов-парке.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта