Прочный корпус Пуссе

40 лет назад Карибский кризис поставил мир на грань катастрофы

22 октября 1962 года президент США Джон Кеннеди объявил о введении «режима карантина» вокруг Кубы и отрядил для блокады острова 183 боевых корабля. Все, что произошло дальше, вошло в мировую историю как Карибский кризис. Ни до, ни после него мир не стоял так близко к своей катастрофе. Советская подводная эскадра готовилась выйти в океан - на войну. Сегодня ее флагминер - блестящий офицер и мужественный человек Марк Васильевич Пуссе - говорит: «Большое счастье, что тогда дело кончилось ничем!»

МОБИЛИЗАЦИЮ в Союзе не проводили, но армию и флот крепко встряхнули: была объявлена полная боевая готовность в войсках Противовоздушной обороны, в ракетных частях стратегического назначения и во флоте, военнослужащим отменили отпуска, задержали демобилизацию срочников.

Марка Васильевича Пуссе срочно затребовали, нет, буквально «выдернули» в эскадру североморских подлодок. При этом комбрига, под чьим началом он служил в Северодвинске, просто поставили перед фактом: есть приказ - брать только лучших. Новая должность капитана 2 ранга Пуссе сокращенно называлась «Ф-3 ПЛО»: флагманский офицер БЧ-3 - минно-торпедной боевой части, специалист по противолодочной обороне. Он был вхож в оперативные отделы, и потому та прелюдия очень вероятной войны разворачивалась на его глазах.

Первыми ушли на прорыв четыре лодки комбрига Агафонова. Командиров: Шумкова, Дубивко, Кетова, Савицкого - Марк Васильевич знал лично, более того - с Савицким их семьи жили в одной коммунальной квартире. С нашим атомным флотом тогда вышла незадача: полностью боеготовой оказалась лишь одна - ракетная К-40 капитана 3 ранга Вадима Березовского. Против американского флота в Саргассовом море бросили четыре североморские «букашки» - торпедные лодки 641 проекта, дизельные, не атомные. Арифметика простая: 183 делить на четыре - на каждую нашу лодку выходило больше 45 охотников, если не считать их авиацию...

На эскадре получали оперативные данные, считать умели, все понимали и ждали приказа. Ее подводникам предстояло принять удар многократно превосходящего противника. Впоследствии о событиях тех дней мне рассказывали очень многие военные моряки. При этом все они, без исключения, избегали бравады, но в то же время никто из них не обмолвился, что ожидание их тяготило, хотя большинство и признавали - шансов уцелеть было немного. Сегодня Марк Васильевич Пуссе убежден - почти никаких. И тревожной осенью шестьдесят второго он это тоже понимал: уже тогда он имел достаточно и знаний, и опыта, и мужества, чтобы это понимать.

От юнги до лейтенанта

А ведь в детстве, чтобы стать ему моряком, и речи не было. Родился Марк в Красноярске, до войны его семья, что называется, «кочевала», и 22 июня сорок первого настигло ее в Ленинграде. Отец ушел на фронт рядовым, старший брат - офицером, мать осталась в блокадном городе, а Марка эвакуировали далеко в Сибирь. Здесь он окончил восьмилетку, учился на первом курсе Иркутского авиационного техникума. В сорок четвертом немца погнали, он вернулся домой. До сытой жизни было далеко, и однажды мать, сама чудом пережившая блокаду, все же решилась и... отдала сына в моряки.

В училище имени Фрунзе еще не было курсантов, но уже формировали матросскую роту. Но до «законного матроса» Марку не хватало призывного возраста, и его зачислили юнгой. Ну так что ж: юнга - тот же матрос, правда, ленточки с якорями им не выдавали. Так что справедливо будет сказать, в офицеры Марка Пуссе привела за руку его мама, и здесь он просто повторил судьбу большого нашего моряка - Виктора Конецкого и еще нескольких сотен таких же истощенных и рано повзрослевших ленинградских мальчишек, которых матери-блокадницы, спасая от голодухи и воровских подворотен, отдали во флот.

Он очень хотел учиться. На способности юнги-подростка сразу же обратили внимание и поставили перед ним «боевую задачу»: готовься, парень, наверстывай десятый класс, сумеешь сдать за десятилетку и вступительные, зачислим в курсанты. Вскоре из Баку подъехали соискатели с подготовительного отделения. Марк экзаменовался вместе с ними и своего добился - поступил!

Лейтенантские погоны он получил в сорок восьмом, и тогда же удивил многих, попросившись на Северный флот, на подлодки. Офицерскую карьеру в те годы делали совсем в другом месте - на Черном и Балтийском морях, а Полярный считался глухим захолустьем. Но это был его осознанный выбор и, если хотите, мужественный шаг молодого гражданина.

Служить Марку Пуссе довелось в бригаде каперанга Августиновича, а первым его кораблем стала Краснознаменная подлодка К-21, в экипаже которой еще с войны оставались старослужащие, награжденные за «Тирпиц». Правда, многим из них к этому времени жизнь сломала хребет, а беспросветность службы на Севере калечила судьбы еще и молодым. О флоте того времени Марк Васильевич написал очень откровенные воспоминания, их я перечитывал, всякий раз удивляясь царившим тогда, скажем так, социально-бытовым порядкам, а правильнее сказать - беспорядкам. Но у молодого командира рулевой группы младшего штурмана Пуссе была цель, которую он тогда же романтически сформулировал в своем дневнике: «хочется испытать себя трудностями службы в Заполярье, прожить яркую, интересную жизнь». Лодка возвращалась из очередного похода, когда командир поздравил его с новым назначением. Офицерами на головную строящуюся лодку брали не каждого, а только из числа лучших.

Штурман лодки С-80

Лодку строили в Горьком, она открывала собой многочисленную серию кораблей 613 проекта, в отсеках которых креп и мужал весь наш послевоенный подводный флот. У подлодки был оперативно-тактический номер

С-80, она считалась достижением военно-морской техники и в определенном смысле опытовым кораблем. На Каспии ее решили испытать на прочность. В наиболее «слабых», по мнению инженеров, местах установили приборы, измеряющие напряжение конструкций. Затем лодку с моряками в отсеках «на талях» опускали на критическую глубину. Рядом в полигоне дежурили спасатели на своем судне. В случае аварии водолазы должны были прикрепить к корпусу лодки понтоны, чтобы затем поднять ее на поверхность. По правде сказать, сделать это они могли только теоретически. Поэтому Марк Васильевич так и сказал: «...испытывали азиатским способом - о людях не думали». Эти слова его прозвучали через 45 лет после эксперимента. А тогда молодой штурман Пуссе, ведший вахтенный журнал, был счастлив и горд ролью испытателя и в конечной точке спуска не по-уставному записал: «Глубина - 203 метра! Ура!»

Было это 9 июня 1951-го. А через десять лет модернизированная С-80 погибла в Баренцевом море. Ее очень долго искали и нашли, на восьмой год подняли на Божий свет. Марк Васильевич, к слову, тогда уже служил в Северодвинске, но гибель корабля воспринял как свое личное горе, ведь это была и его лодка. Много лет затем мне довелось вести историческое расследование той трагедии. Большинство специалистов сходилось на том, что

С-80 погубила халатность командира и вахты. Тогда же я услышал: «Если бы на лодке был Пуссе, этого бы не произошло. Свое дело он знал и вахту вышколил бы как следует...»

Спасатель торпед

В Северодвинск, а точнее в Молотовск, Пуссе прибыл в мае 1954-го. Здесь формировался дивизион, а затем на его базе известная 339-я бригада подлодок. За свою историю она много раз меняла свою специфическую аббревиатуру - УБПЛ, БУИСПЛ, БСРПЛ и так далее, неизменной была ее главная задача - обеспечивать испытания подлодок. В бригаде служило немало достойных офицеров. Пуссе в их числе. Но это не все. Если мы откроем исторический журнал части, то увидим - первым командиром ее был каперанг Александров, а самым первым офицером штаба - каплей Пуссе, прибывший с Севера для создания минно-торпедного отдела. Он и стал его флагманом.

Лодки шли будто на конвейере, стрельб было много, а торпеды и трубные мины, к слову, очень дорогостоящие, имеют способность тонуть. Маялись с этим делом изрядно и считали большие убытки до тех пор, пока флагминер бригады Пуссе не выстроил строгую организацию учебы и практики, а еще и внес несколько толковых рацпредложений. После этого торпедоловы, как правило, поспевали вовремя, результаты стрельб ошеломляли, и фамилия Пуссе закрутилась на слуху высокого командования. Ее и вспомнили, когда «прижало» осенью 1962-го. Когда же началу третьей мировой войны дали «отбой», капитан 2 ранга Пуссе вернулся в 339-ю бригаду. В 1967-м он ушел в запас. Достойной замены ему не нашли и придумали должность инженера-советника минно-торпедного отдела. Этим гражданским специалистом «с правом ношения военной формы» Марк Васильевич отдал флоту еще 11 лет.

Беломорский Арсеньев

Тысячи миль прошел подводник Пуссе по морю, и вряд ли меньше путешественник Пуссе прошел по земле. Ему даже придумали уважительное прозвище Беломорский Арсеньев, что вполне соответствует его исследовательскому вкладу. Страсть к странствиям овладела им уже в первые месяцы службы на Севере. При первой же возможности молодой офицер выкраивал время для познавательных походов, и очень скоро его имя стало приметным среди авторитетных ученых, профессиональных географов.

Перед Северодвинском же у него заслуги особенные: трудом и стараниями Марка Васильевича в 1971-м создано местное Географическое общество. А до этого был краеведческий клуб «Исследователи Беломорья» - «Исследователи Усть-Двинья» и десятки экспедиций, в которых в разное время участвовали сотни энтузиастов, его сподвижников. Пешим образом Пуссе обошел вокруг Белого моря не праздным туристом. Это был тяжелый, изнурительный труд исследователя - географа, этнографа и писателя. В целом же практическому краеведению Пуссе отдал сорок лет. Впервые опубликовался в

1964-м, в сборнике «Охотничий туризм», он вышел в Москве. А затем написал еще 15 книжек, включая и свою знаменитую «Саянскую эпопею». Но в основном о нашем Беломорье или, как поправляет всегда щепетильный и корректный Марк Васильевич, - «Лесном Прибеломорье».

Особый счет мужества

В минувшем августе Марку Васильевичу исполнилось 75. До шестидесяти восьми неизменно бодрый и подвижный Пуссе еще мерил шагами окрестности Северодвинска, пускаясь в свои едва ли не ежедневные краеведческие прогулки. Обычно свой маршрут он начинал у развилки на Большую Кудьму. И вдруг нежданная жестокая болезнь заточила его в четырех стенах. Хотя, что значит вдруг? Беспощадная самоотдача службе, флоту, стране, те же нервы Карибского кризиса, как вы понимаете, здоровья никак не могли прибавить. Пуссе стал стремительно терять зрение. Но не сдался! Признаться, я был потрясен: последний раз, когда мы разговаривали, о своей беде, он обмолвился одной-единственной фразой: «Семь лет я глотал таблетки, не помогло, поэтому полтора года не выхожу из квартиры». Все сказанное им далее уже не имело никакого отношения к личному несчастью: он отвечал на мои вопросы, пояснял события, уточнял имена и даты, а если что его и беспокоило, так это отсутствие достойной... историографии города!

Я знаю Марка Васильевича Пуссе больше двадцати лет и потому могу говорить: жизнь много раз требовала от него личного мужества. И не только смелости и стойкости морского офицера. Вынести житейские невзгоды, преодолеть недуг - это ведь тоже мужество. А еще в нашей России, стране странной и неповторимой, чтобы стать стоящим человеком, личностью, зачастую приходится не замечать ни мелких завистников, ни больших дураков, на что также требуется мужество. Его у Марка Васильевича хватило и на это.

В кораблестроении есть специфическое понятие - «прочный корпус», есть оно и в подплаве, но здесь «прочный корпус» бытует еще и в образном смысле, когда имеется в виду характер и воля тех, кто честно и мужественно несет свою службу. Иногда мы стесняемся высоких слов. Быть может оттого, что боимся показаться неискренними. Но сегодня иной случай. У меня нет сомнений, что один из первых подводников Северодвинска Марк Васильевич Пуссе - человек прочного корпуса.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта