Легенда по имени «Черный туман»

Для шотландских китобоев этот барк был рядовым тружеником, а для архангельских моряков стал одним из последних парусников

На карте русской Арктики отыщется немало старинных имен, угорских, скандинавских, поморских или же иных корней. Таких, к слову, большинство. Но есть и те, что сразу же обращают на себя внимание, скажем так, сугубо западноевропейским звучанием. Бухта Эклипс на побережье Таймыра - одно из них. Много лет назад я случайно «наткнулся» на ее обозначение, когда разглядывал карту на штурманском столе ледокола, и заинтересовался, откуда в дальнюю даль русского Заполярья явилось это английское слово. Мне ответили, что бухта якобы названа в память о зимовке здесь корабля с именем «Eclipse».

В переводе на русский «eclipse» означает «затмение». Правда, иные историки и моряки делали свой, достаточно вольный перевод, но звучал он, несомненно, поэтичнее - «Черный туман». И вот этот поэтический образ в сочетании с неким реальным кораблем-странником Ледовитого океана буквально заворожил меня. В ту пору я был еще далек от арктической летописи, и надпись «Eclipse» на фальшборте мне ни о чем не говорила, но тогда же возникло нечто схожее с предчувствием - у корабля с этим именем должна быть особенная история. Так оно и вышло, и чем глубже я пытался проникнуть в нее, тем больше она захватывала, открывая все новые имена и события.

Этот трехмачтовый барк-китобоец родился в 1867-м на верфи Абердина, где мастера фирмы «A.Hall Co» строили крепкие парусники для тех, кто еще в девятнадцатом веке промышлял за 65-й параллелью северных морей. А потому имел барк дубовую обшивку корпуса, форштевень из кованого металла и сильную по тем временам паровую машину. По свидетельству Британского Музея мореплавания, в этой серии китобойцев было построено несколько десятков парусников, но самая приметная на события жизнь выпала именно этому барку, и часть ее он прожил в России.

От «Aberdeen» и до «Eclipse»

Первоначально его нарекли в честь города, где он родился - «Aberdeen», позднее переименовали в «Holly Co». Скорее всего, этим новый владелец пытался увековечить название своей компании. Но затем на фальшборте появилось еще одно имя - «Eclipse» - свидетельство того, что под британским флагом у судна были, по крайней мере, три владельца.

Шотландцы считались искусными китобоями, издавна освоили они широты близ Шпицбергена, а с середины восемнадцатого века их капитаны в погоне за промысловой удачей ставили рекорды продвижения на север. Но всякий раз льды преграждали путь парусникам. В 1877-м на барке специалисты фирмы «Hall Russel Co» установили паровую машину - 72 л.с., и китобоец «Eclipse» стал одним из самых первых парусно-паровых судов Северной Европы.

От шотландцев барк ушел под норвежский флаг. В реестре парусных судов начала прошлого века, который предоставили специалисты музея города Варде, значится, что судно приобрел некто S.Th.Sverre - владелец норвежской промысловой компании, и вплоть до 1914 года портом приписки судна была столица Королевства тех лет - Христиания.

Норвежские архивы сохранили и другие данные. Регистр того времени относит «Eclipse» к «морским судам с деревянным корпусом» и сообщает: водоизмещение 440 тонн, грузоподъемность 231 тонна, длина 149,8, ширина 29,4, осадка 16 футов. Здесь же очень подробно дается техническая характеристика паровой машины. Указываются даже позывные судна - MFQW.

На помощь русским морякам

Возможно, «Eclipse» так и остался бы скромным тружеником промыслового флота, если бы на севере России не случилась беда: в ледовитом океане исчезли сразу две экспедиции - Владимира Русанова на «Геркулесе» и Георгия Брусилова на «Святой Анне». Встревожившись, русское морское ведомство организовало на их поиски несколько кораблей. Попросили помощи и у норвежцев. Те снарядили «Eclipse», набрали команду во главе с опытнейшим капитаном - Отто Свердрупом, полярным мореходом, которому доверял свой «Fram» знаменитый Фритьоф Нансен.

Весь конец лета и осень 1914 года «Eclipse» бродил по Карскому морю, на пустынных островах его пытался найти следы пропавших русских моряков. Безуспешно. Там и застал его ледостав. Барк бросил якорь в небольшой таймырской бухте, которая с той поры и стала носить имя норвежского корабля. Свердруп рассчитывал переждать здесь, чтобы летом продолжить поиски. И вот лютой зимой его радист вдруг услышал в эфире писк «морзянки». Работала станция русских полярников под командой Б. А. Вилькицкого! Это было просто ошеломляющим событием, ведь и эту российскую экспедицию на пароходах «Вайгач» и «Таймыр», которая намеревалась пройти Севморпутем с востока на запад, также числили в «потерянных». Оказалось, что русские моряки, открывшие миру Северную Землю, зимуют всего-навсего в 70 милях от норвежцев. С этого момента прихода арктической весны они ждали вместе: на собачьих упряжках ездили друг к другу в гости, а потом, когда созрел план эвакуации части людей с пароходов на Диксон, вместе взялись за дело.

Осенью 1915-го все три корабля пришли в Архангельск. Об открытии русских Руал Амундсен сказал: «В мирное время эта экспедиция возбудила бы весь цивилизованный мир». Но уже шла мировая война, и возвращение ее прошло без триумфальных почестей.

С четвертым именем

«Eclipse» остался в России. Норвежцы официально передали его в 1915-м, когда судну исполнился 48 год. В России барк ждали тревожные времена Гражданской войны, но он уцелел, а интервенты не смогли увести его с собой.

В Архангельске судно получило новое, уже четвертое, имя - «Ломоносов». Кому принадлежала идея дать барку имя великого помора, мне так и не удалось выяснить. Помешали препоны чиновников и внушительные «пустоты» в архивах - неизбежное следствие нашего пренебрежения к отечественной истории. Биография «Eclipse» - «Ломоносова» достаточно скупа на подробности. Известно, что судно эксплуатировалось на зверобойных промыслах, хотя есть упоминание 1931 года об участии барка в научной экспедиций А.Ф.Лактионова к Новой земле и Земле Франца-Иосифа.

К началу Великой Отечественной «Ломоносов» находился в отстое. Буксиры таскали его от одного причала к другому, но «распилить» барк никто не решался - корпус его по-прежнему находился в хорошем состоянии. В 1942-м судно стояло у деревянного моста в районе 21-го лесозавода, вблизи того места, где Соломбалка впадает в Маймаксанский рукав Двины, когда фашистская бомба угодила в него. «Ломоносов» получил пробоину, но не затонул, а лишь сел на грунт разбитой кормой. В таком положении судно затем простояло много лет. Наиболее ценное имущество сняли моряки, не обошлось и без обычного в таких случаях мародерства. Река замывала песком разрушенные помещения судна так, что со временем на корме у него пустили корни кусты ивняка.

Последнее пристанище

Поиски последнего пристанища «Eclipse» - «Ломоносова» привели меня к Николаю Михайловичу Тюрикову, старейшему архангельскому водолазу, участнику множества полярных экспедиций. Довелось работать ему и на акватории Архангельского порта. Он рассказал:

- Зимой 1963 года я работал мастером-водолазом и помню, как поднимали «Ломоносова». Для этого в устье Соломбалки направили станцию В.Горшкова. Водолазы А.Коваленко и В.Котегов промыли тоннели под корпусом судна и подвели стропы, а сам подъем провели уже после ледохода.

Что представлял собой «Ломоносов»? Был он уже без надстроек и мачт, но частично сохранился и обращал на себя внимание его мощный бушприт. В кормовой части над машиной, угольными ямами и котельным отделением палуба оказалась содранной, а верхняя часть набора румпельного отделения разрушенной. На валу сохранился двухлопастной винт. Всех поражал корпус из черного дуба, который прекрасно сохранился. «Ломоносов» был зверобойным судном, и облицовка его корпуса за долгие годы была буквально отполирована льдами. Кое-где, правда, имелись следы от сильных ударов баграми - так порой зверобои вымещали свою досаду за неудачи на промысле. Но мореный дуб не поддавался даже топору. С обоих бортов в носовой части на отдельных досках имелись резные буквы названия. Буквы залихватские, покрашенные кроном, очень выделялись из воды. Нам дали команду закрасить их кузбасслаком.

Поначалу судно решили отвести к Мудьюгу и там оставить, потом планы изменились. Буксировкой командовал тогдашний капитан порта П. М. Ильин. Он почему-то решил тащить «Ломоносова» не Маймаксанским, а Мурманским рукавом. Прошли Чекаминку, и тут судно на понтонах хватило мели. Страшного ничего не случилось. Нам бы только поддуть понтоны или еще перестропить - и тащи дальше. Но Павел Михайлович неожиданно распорядился отдать трос. Команду выполнили, и буксир ушел в город. Потом новый приказ - отстропить понтоны и вытащить стропы из-под корпуса. Его тоже выполнили. Так что «Ломоносов» нашел свой покой где-то между деревнями Чекаминка и Красное...

В поисках утраченного

После посадки на грунт борта барка еще долго возвышались над водой. Палубу брошенного судна облюбовали рыбаки. Многим из них даже в голову не приходило, на палубе какого исторического парусника они разводят костры. А потом случилась новая беда - жарким летом выгорела вся надводная часть барка. После этого ледоходы принялись «тесать» остатки корабля. Год за годом, ледоход за ледоходом... А как сравнялись борта с волнами, так чуть ли не каждый сезон местные мужики, чаще по пьянке, пороли о дубовый корпус днища своих катеров. Будто мстил «Черный туман» людям за их неблагодарность. Известен трагический случай, когда, врезавшись в затопленный барк, погиб один из жителей села Красное.

Шел 1990 год - время больших и искренних надежд. Идея отыскать знаменитый барк всецело овладела мной. Интерес мой «подогревался» еще и письмом Британского Музея мореплавания, в котором руководитель справочного отдела г-н D. J. Lion сообщал, что сохранилось аналогичное судно - «Discovery», ныне стоящее на вечном якоре в шотландском порту Данди в качестве музея. Мне казалось, если не будет возможности реставрировать барк полностью, так отчего бы не попытаться восстановить хотя бы уцелевшую часть его корпуса? История требовала того. К тому же Британский Музей предложил воспользоваться чертежами аналогичного судна «Thomas Roys», которое построил некий Alexander Stephens в то же время, что и «Eclipse».

К месту затопления барка мы выезжали несколько раз. К сожалению, первые две экспедиции не дали нужных результатов. Первый раз удалось определить нахождение корпуса и пройти над ним в резиновой шлюпке. Во второй мы обследовали его в легких аквалангах. В темной двинской воде и через стекло маски почти ничего не разглядели, обследовали на ощупь. Метр за метром прошли вдоль левого борта бывшего красавца парусника, нашли несколько проломов в его палубе, наткнулись на металлические детали. Я испытал непередаваемое волнение, когда рука моя наконец коснулась дубовой обшивки легендарного судна. Тем временем быстро засвежело, покатилась злая волна. Пришлось подыматься на катер. Переждать ненастье не удалось - оно затянулось на две последующие недели. И только с третьей попытки удалось окончательно определить: судно лежит глубоко в песке, с дифферентом на корму и креном на левый борт, внутри корпуса значительные разрушения. И главный вывод - поднять его практически невозможно, потому что нужны землесосы, краны, буксиры. Где ж взять их при нашей-то нищете?!

Старые заброшенные корабли - печальное зрелище. У тех, кто так или иначе связан с морем, оно рождает мысли не только о бренности бытия. Мне, например, видится нечто бездушное, циничное в том, как люди «обставили свои взаимоотношения» с кораблями. Ведь когда они сходят со стапелей, это всегда праздник. Когда же их загоняют догнивать на отмели, обходится без торжеств. За многовековую историю мореплавания традиция благодарения кораблю так и не сложилась. Возможно, поэтому я не люблю корабельных кладбищ.

Но я обязательно расскажу своему сыну про барк «Eclipse» историю, похожую на легенду, которая в свое время так взволновала меня. Пусть она будет и его легендой - красивые легенды должны жить.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта