Море не согнуло, и жизнь не сломала

Он пришел в подплав по «комсомольскому набору» и ходил в глубинах трех океанов. На его долю выпали два ЧП на «Хиросиме». Судьба испытывала его много раз, но он оказался сильным человеком

В эти февральские дни, но только тридцать лет назад, в Атлантике горела наша атомная лодка К-19. Большинству моряков она была уже известна под зловещим прозвищем «Хиросима». В недолгой биографии этого корабля на то время значились несколько трагических происшествий, - пожар на стапелях завода № 402, тяжелая авария реактора на учениях в океане, столкновение с американской лодкой «Gato» в полигоне боевой подготовки близ Кольского полуострова, и если следовать хронологии, в упомянутом феврале 1972-го «Хиросиму» настигла четвертая беда.

Это сегодня мы знаем о тех событиях все, точнее, почти все, а тогда, в начале семидесятых, правда шла к нам очень трудным путем. Весть об очередном несчастье с подлодкой в Северодвинск, где ее строили, привезли офицеры и наши заводские специалисты, вернувшиеся с Севера. Было время строгих подписок, как водится, рождалось множество домыслов и предположений. В одном, пожалуй, не приходилось сомневаться - у трагедии серьезный масштаб. Но тогда мне и в голову не приходило, что спустя четверть века о «четвертом ЧП с «Хиросимой» мне расскажет один из главных участников и свидетелей - бывший командир штурманской БЧ подлодки К-19 - Ким Павлович Костин.

Время исповеди

Каждый из нас когда-нибудь да испытывает неодолимую потребность высказаться, точнее, рассказать о пережитом, - что-то наподобие исповеди, после которой душу не так гнетет и тревожит. Чаще всего к тому подталкивают прошлое и память. Возможно, ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что своим знакомством с Кимом Павловичем я обязан как раз такому моменту в его жизни. Тогда он сам назвал время и место, мы встретились в его старпомовской каюте на «Лименде» - судне обеспечения заводского флота. Ким Павлович волновался, и это заметил бы любой. Раньше мы не были знакомы, и в первые минуты во взгляде его читались еще и сомнения. Их я отнес на свой возраст, ведь перед ним стоял «корреспондент», который годился ему в сыновья. Все так же волнуясь, Костин спросил: «Как вы насчет... героизма в мирное время? Скажите, вы верите словам о том, что в жизни всегда найдется место подвигу?» Помню свой ответ: «Место подвигу найдется всегда. Но подвиг в мирное время и на боевом корабле, как правило, следует после чьего-то разгильдяйства». Ким Павлович кивнул: «Тогда расскажу... Как все на самом деле было...»

И вот тогда я услышал на редкость удивительный, но жестокий и страшный рассказ о событиях, которые бессчетно пережиты и выстраданы бывшим офицером К-19. В последнем я не ошибался. «Поверите ли, но я потом много лет ночами спать не мог, - признался Костин. - Вспоминаю, вижу все, и заснуть невозможно...»

По путевке комсомола

Родился он в сугубо сухопутном городке России, Гжатске, в пятьдесят третьем окончил среднюю школу в Брянске. Раньше я был убежден, что комсомол лишь раз, причем еще до войны, агитировал молодежь посвятить себя флоту, и, выходит, заблуждался. Таких «комсомольских наборов» в жизни Костина оказалось целых два, и оба они отразились на его судьбе решительным образом. Сначала он по призыву ВЛКСМ поступил в Калининградское ВВМУ, и позже, когда потребовалось «дать стране больше подводников», перевелся в 1-е Балтийское училище. Учился он старательно, к тому же точные науки давались ему легко еще со школы.

Служить начал на Тихом океане. Полгода отходил на минзаге Л-8, подлодке-ветеране Великой Отечественной, потом получил назначение на 613 проект, надежные наши послевоенные первенцы, и так на этих «дизелюшках» штурманил без малого одиннадцать лет. Поплавал немало, но очень хотел попасть на атомные лодки и поступил в так называемые «классы». Их он окончил с отличием и прибыл служить на Север.

Здесь первым его кораблем должен был стать К-40 - атомный ракетоносец 658 проекта. Но так случилось, что в море пришел черед идти аналогичной подлодке К-19, а там имелся «некомплект», и Костина взяли в ее экипаж. На том, первом же его выходе, случилось ЧП: в полигоне боевой подготовки на глубине 60 метров К-19 таранила американскую АПЛ «Gato». Правда, выяснилось это случайно и только через несколько лет после происшествия, а тогда, по возвращении в базу, на повреждения лодки плотно «насела» флотская наука, подводников же принялись перетряхивать бессчетные комиссии. До февральской трагедии К-19 в Атлантике оставалось немногим более двух лет.

То был своеобычный период нашего флота, когда он уже действительно стал ядерным и океанским. Страна не в ложном политическом пафосе, а по справедливости именовалась морской державой, и Мировой океан делили надвое: Советский Союз и НАТО. В то же время в тогдашнем флотском бытии самым невообразимым образом наличествовали казалось бы несовместимые явления: отвага первопроходцев и чиновно-клановое самодурство, жертвенные подвиги и штабное бумаготворчество, искренние патриотические устремления и засилье политотдельских догм. Не помню, кто сказал о той эпохе: «Время больших дел великой страны и великого бесчестья мелких душ».

Четвертое ЧП с «Хиросимой»

Шел 1972-й год. В глубинах зимней Атлантики К-19 возвращалась из автономки. Днем раньше, по случаю 23 февраля, торжеств не устраивали, на экипаж навалилась усталость. Вахту несла третья смена. Костин находился в центральном посту. В журнале (а вести его было прямой обязанностью Кима Павловича) именно он зафиксировал начало аварии - 10.35. Точнее, в 10.35 дали сигнал пожарной тревоги, а четвертое ЧП на «Хиросиме» началось раньше и было предопределено последовательной и беспрерывной цепью неподготовленности, халатности и закоренелым нашим русским «авось».

Фактически аварийная ситуация «зрела» не один день. В 9-м отсеке подтекал трубопровод гидравлики. Об этом знали. И о возможных последствиях тоже знали. Но понадеялись на прочность временного бандажа, а тот давление не держал, и соединение текло, масло копилось в полых пространствах между шпациями. Вахта за вахтой - и в отсеке образовалась мельчайшая воздушно-масляная смесь. Попадая на разогретые поверхности механизмов, она могла воспламениться в любую минуту, и, в конце концов, воспламенилась.

Катастрофу можно было предупредить, будь на вахте опытный или просто подготовленный моряк. Но на час беды ее нес неопытный и неподготовленный, хотя и с «липовым» допуском.

Огненная струя ударила со взрывной силой утром, в 10 часов 35 минут. Время разгильдяев кончилось, началось время героев. Они, герои, и погибли первыми, бросившись в схватку с огнем. Дальше на трагический исход «отработали» многие обстоятельства. В центральном посту, например, не сразу оценили реальную угрозу, потому что никакой информации, тревожных докладов из 9-го отсека не поступало, затем не сразу решились на срочное всплытие, а всплыв, полтора часа не могли отдраить верхний рубочный люк, который заклинило.

Уже на поверхности определились по месту, причем сигналы точного времени Костину пришлось брать по...Би-би-си, дали радио, добивали пожар, выносили трупы и откачивали раненых. Тогда же попытались выравнять давление в отсеках, и едва не поплатились: от угарного газа люди травились даже в 1-м отсеке, самом дальнем от очага пожара.

Все это время штурман Костин нес свою вахту, скрупулезно вел журнал, который потом стал одним из основных документов для следователей. А следователи, к слову, прибыли к месту аварии одними из первых, на крейсере «Александр Невский», вместе с заместителем главкома Касатоновым. Но это было много дней спустя, а до этого момента капитан 3 ранга Костин и его товарищи в железном чреве подлодки бились за жизни: свои и жизнь своего корабля. На неуправляемой валкой лодке они выстояли 10-балльный шторм и еще несколько штормов поменьше, дождались прибытия своих кораблей и еще несколько суток безуспешно пытались завести буксиры, наконец, завели и только тогда передали корабль аварийной группе спасателей.

Нескольких подводников «Хиросимы» эвакуировали вертолетами на БПК «Вице-адмирал Дрозд», но большинство из них переправили «мокрым способом» на буксир СБ-38. «Мокрым» - это когда моряка обвязывают фалом, поданным с буксира, он прыгает в воду, а крепкие хлопцы вытаскивают его уже на палубу спасателя. Костину тоже довелось «купаться» в 600 милях к северо-востоку от Ньюфаундленда.

Потом была плавбаза «Магомед Гаджиев» и первые... следственные действия. Объяснительные писали все, без исключения, и на строго учитываемых листочках. Написанное моряками следователи сопоставляли, и не раз «всплывали несоответствия». Кое у кого из командования, естественно, был свой взгляд на события и своя, заготовленная еще в штабе, «версия». Вот только с «версией» той не все стыковалось, и Костина попытались уговорить, чтобы он «переписал» свои показания. Он наотрез отказался. Тогда ему намекнули, что подобная несговорчивость может иметь для него не очень приятные последствия, но командир штурманской БЧ К-19 продолжал стоять на своем. От Костина отступились, правда, о его строптивости не забыли и «вспомнили», оформляя наградные листы.

Но все это было потом, а когда «Магомед Гаджиев» шел в Североморск, никто на его борту еще не ведал, кого же они везут домой, - будущих героев или подсудимых. Судно было уже у Нордкапа, когда «с самого верха» пришла секретная радиограмма: все-таки герои.

Двадцать восемь павших моряков похоронили. Одних в море, сразу после аварии, других в море, когда «Хиросиму» притащили в базу. Тем и другим воздали почести: тем, кто погиб, обещали вечную память, тем, кто уцелел, вручили ордена и медали. Потом выяснилось, что моряки К-19 - «продолжатели героических традиций североморцев» - нужны только как легенда, как факт на бумаге флотской летописи. Экипаж «Хиросимы» тихо расформировали, людей растолкали по другим кораблям и береговым частям. Обычно так поступают со штрафниками. До ухода в запас Ким Павлович Костин служил в Северодвинске, в учебном отряде преподавал спецдисциплины.

На девиацию зовите Костина

С 1981-го Костин работал в 22-м цехе Севмаша. Начинал здесь капитаном плавмастерской, ходил на буксирах-кантовщиках, потом получил назначение старпомом на «Лименду». Однажды мне довелось сходить с ним в рейс, сначала на Соловки, потом высаживать людей к Поньгоме - небольшому селению на карельском берегу. Глубины там маленькие, чтобы близко подойти к берегу, нужно как бы «протискиваться» по узкому желобу, а «Лименда», доложу вам, судно не маленькое. В таких и подобных ситуациях, обычно и проявляется судоводитель. Так вот, работал Ким Павлович очень точно и без суеты. Потом оказалось, что «точно и без суеты» - это главная черта в штурманском характере Костина. Здесь заводские моряки не дадут мне соврать.

Есть такая достаточно сложная и очень ответственная операция - устранение девиации. Ответственная потому, что, если девиацию не устранить, то навигационные приборы на судне будут безбожно врать, и с ними, понятное дело, много не поплаваешь. А требует эта операция не только знаний, но и большого практического опыта, точности и отсутствия суеты. «Знаете, никто на заводе не мог устранять девиацию, как это умел Ким Павлович», - так сказали мне в цехе.

И все же не скрою, у меня осталось впечатление, что в коллективе Севмаша с Костиным поступили не по справедливости. В последнее время он командовал «Алуштой». Должность капитана на этом каботажном «веселом пароходе» - собачья, но Ким Павлович справлялся, по крайней мере, нареканий в его адрес не было. Но покатилась по Севмашу очередная волна сокращений, и Костину напомнили о возрасте. Многие в цехе полагали, что мог он еще работать и работать, к тому же и специалист очень редкий, но «сверху нажали», и Ким Павлович ушел на пенсию.

Жизнь не сахар, а соль

У него натруженные руки, седая голова, усталый взгляд, очень эмоциональная речь человека, не раз испытанного на излом. Из 67 лет его жизни двадцать четыре отданы службе по воинскому уставу, затем, уже в запасе, еще двадцать пришлись на нелегкую профессию моряка. Жизнь морская не сахар, а соль, но то, что досталось Костину, выпадает далеко не каждому. Он все тяготы вынес. А злая судьба пыталась ломать его и на берегу, нежданными, страшными потерями в семье, причем утраты эти приходили одна за другой. Удел немногих - такое выдержать. Ким Павлович выдюжил, не замкнулся и не озлобился, как это часто случается с другими. Старая истина: не тот бывалый моряк, кого море не согнуло, а тот, кого и жизнь не сломала.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта