Житие Григория Махилева

Науку морехода он начал постигать в пять лет. Но чтобы стать капитаном, ему еще пришлось одолеть гнет нужды

Письмо, которое русский капитан Григорий Иванович Махилев написал в апреле 1934-го, сам он озаглавил так - «Биографический очерк моей жизни». По сути, это действительно автобиография, но по форме - письмо. Григорий Иванович адресовал его своему единственному сыну Александру. Впоследствии Александр Григорьевич Махилев стал известным на Белом море гидрографом, а упомянутое письмо и по сей день хранится его потомками. Его, конечно, можно назвать семейной реликвией.

Однако не будет преувеличением сказать о нем и как о своеобразном историческом документе, свидетельстве поморского быта на стыке двух минувших столетий - века девятнадцатого и двадцатого. С разрешения родственников мы публикуем письмо Г.И.Махилева с незначительными сокращениями.

«Родился я в 1871 году 25 сентября в Сумском Посаде Архангельской губернии Кемского уезда в семье мещанина Ивана Ивановича Махилева. Детство свое до четырех лет не припомню. Семья наша состояла из шести человек: отца, матери, трех сестер и меня. Видимо, социальное положение нашей семьи было незавидное, так как на пятом году по возрасту со своей сестрой ходил я с корзинкой выпрашивать под окнами подаяние. Это я и до сих пор помню, хотя мне сейчас 63 года. Да и как не помнить, ведь долгое время после того приходилось слышать упреки от сверстников о моем нищенстве.

Пяти лет брат моей матери взял меня зуем на Мурманский берег. Мог ли я работать в таком возрасте?! Видимо, взяли меня только прокормиться. От этого первого моего плавания осталось в памяти только немногое, но досадное. Ту рыбешку, которую я напросил, а дядя осолил и увез в Суму на судне, хозяин промыслового предприятия не отдал мне, засчитав за съеденный мною хлеб во время лета, тем самым лишив мою мать надежды съесть кусок рыбы от сына, пятилетнего морехода. Следующее лето мать оставила меня дома, говоря «еще успеется ходить в море, хоть лето поживи дома, прокормишься как-нибудь». Жаль ей было посылать малыша рано таскаться по лодьям. Отец мой работал батраком у купца Воронина, а мать подслуживала в зажиточных семьях и тем помогала отцу.

1879 год был первым годом моего непрерывного впоследствии морского плавания. В этот год меня взял кают-юнгой судохозяин Н.Воронов. До настоящего времени я помню его доброе отношение ко мне. Плавали мы в Норвегию, в Гаммарфест, где я впервые и увидел маленькие парусные кутера и амбары, построенные на сваях, что издали казались мне красивыми картинками. В 1880 году я также плавал с Вороновым кают-юнгой. В обязанность мою входило помогать повару судна во всякой посильной работе, а также при засолке рыбы подрывать ее, подавать соль, не говоря уже о том, что мне напоминали, чтоб я учился: как готовить пищу команде, печь хлеб и уметь делать хлебный квас.

Первый год моего плавания юнгой оставил сильное впечатление. Осенью на пути из Архангельска в Суму около Соловецких островов меня выбросило румпелем за борт. По рассказам команды, с чрезвычайным трудом меня удалось спасти. В целом две кампании плавания юнгой были бесплатными - я работал за хлеб, учился быть годным поваром и привыкал к морю.

В 1881-1883гг. я плавал поваром от П.И.Вязьмина. Признаюсь, идти поваром мне не хотелось, ведь я еще был мал и хотел пожить лето дома, но семейные обстоятельства и гнет нужды уже заставляли идти на море. Судно Вязьмина было плохое, по величине около 70 футов, но шитое наподобие больших карбасов. Три кампании я плавал поваром на этом судне, воды поотливал без счету и без меры, а плату получал первый год 3 рубля за лето и следующие два года - пять и десять рублей. Девяти лет я поступил в приходскую школу, науку не бойко осваивал, и трехгодичный курс изучал четыре зимы, но все-таки школьный экзамен я выдержал.

Годы 1884-1886 я плавал в должности повара к берегам Норвегии на судах Сумских судовладельцев Воронова, Рюхина и Чулузгина. На судах этих нужно было делать уже не одно поварское дело, а наряду с матросами все, что позволяла моя сила. Эти годы оставили в памяти плохое воспоминание подростка-работника, еще не вошедшего в силу, но утружденного работой взрослого. Требовалось быть беззаветным, проворным, исполнительным как по судовой работе, так и в личных требованиях каждого из матросов, чтобы не терять их хорошего расположения. Плата за кампании этих лет была от 20 до 35 рублей за лето.

Год 1888 был годом долгожданного события - я впервые пошел матросом по найму на торговых судах Сумских судовладельцев Чулузгина и Вязьмина. Прошла пора излишних подслуживаний многим из команды, настала пора физической работы и усвоения самой сущности быть моряком. В семье нашей решался вопрос - учить ли меня мореходному делу в морской школе Сумского Посада. Отец уже хотел иметь себе помощника и учить меня не желал, а мамаша учить хотела и уговаривала отца дать возможность мне учиться, доказывая, что 3-4 зимы семья пробьется без моей помощи, надеясь, что впоследствии учение вознаградит. В результате по настоянию матери я поступил в мореходную школу.

Зимами1888-1890гг. я учился, а летом плавал матросом к берегам Норвегии на судне Чулузгина. Зарплата к этому времени была 50 рублей за лето. В 1889 году произошла утрата - умерла наша мама. В семье у нас было в то время трое детей и уже пожилой отец, который в это время занимал незавидную должность телеграфного сторожа в Сумском Посаде, получая 10 рублей в месяц. В 1890 году к началу кампании я прошел курс мореходной школы, но держать экзамен на штурманского помощника не представлялось возможным, так как нужно было ехать в Архангельск, а для этого требовались средства, которых не было.

На следующий год в феврале я уехал из дому в Норвегию матросом на парусное судно Вязьмина, зимовавшее в Гаммарфесте. Путь лежал через город Колу. Ехали на оленях от села Кандалакши до самой границы, а дальше водным путем на норвежских пароходах. В Гаммарфесте незадолго до отправки в Архангельск умер штурман этого судна, и меня, как уже прошедшего курс мореходной школы, хозяин зачислил штурманом, хотя я еще не имел диплома. Так настала новая эра для меня - служба в звании штурмана и затем капитана в течение целых тринадцати лет у одного судохозяина, и большее число этих лет - на одном судне. Судно именовалось «Воля». Было оно вместимостью 154 регистровых тонны, трехмачтовое, с косым парусным вооружением. За это время много было плохого и хорошего.

После прихода в Архангельск мы плавали с догрузом леса на иностранные пароходы, которые стояли на баре Северной Двины, а затем сами ушли с лесом в Норвегию - в Гаммарфест и Тромсе. Весной ушли в Архангельск, взяли там груз леса и пошли в Норвегию. В Тромсе разгрузились, приняли груз сельдей, за которым ходили южнее миль за 150, и отправились в Архангельск. Время было приблизительно половина сентября. По выходе из норвежских шхер нас подхватил попутный шторм, и около Нордкапа на судне сломало среднюю и заднюю мачты. Полторы суток несло нас без всякого управления. Шторм бушевал, и казалось, не уцелеть нашему суденку, всему конец. Работы нам было до полного изнурения сил, но все миновало благополучно. Оснастив обломок средней мачты и имея фор-мачту, через 12 дней благоприятных условий погоды и попутных ветров достигли Архангельска. После разгрузки судна и окончания службы на нем я остался зимовать в Архангельске. Взяв себе работу по околке льда в зимнее время у трех парусных судов, я рассчитывал в свободное время повторить пройденный мною мореходный курс, чтобы весной держать экзамен на штурмана малого плавания. Но благодаря счастливым обстоятельствам, преподаватель Соломбальских шкиперских курсов принял меня, дав возможность отказаться от ледокольных работ. В этом же 1892 году умер мой бедный отец.

19 марта 1893 года после четырех месяцев усердных занятий я сдал мореходный экзамен сразу на капитана малого плавания. Заветная моя мечта и мечта моей бедной матери осуществилась. С начала кампании я поступил штурманом на то же судно «Воля» за 15 рублей в месяц, а в середине кампании был переведен с тем же званием на судно «Исаак» того же хозяина. Ходили с грузом муки в Кемь и Сумский Посад. Осенью я снова перевелся на судно «Воля» и штурманом ушел на нем в Норвегию. На пути судно получило большую течь, не пошло на отлив, местоположение наше по счислению было западнее Варде, милях в тридцати от берега. Положение считали критическим, но срыли палубный груз, и к нашему благополучию нашли течь в верхней части судна, закрыли ее, и, отлив воду, пришли в Тромсе, где и остались зимовать.

Весной 1894 года мы возвратились в Архангельск. Здесь я был послан на судно «Исаак» уже капитаном. В этом звании я первый раз повел судно из Онеги в Тромсе. Было мне двадцать три года. Мне представилась возможность изучать и применять на деле науку, которую я проходил в школе. Это было главным. Вопрос материальный (моя зарплата была 15 рублей в месяц) я считал второстепенным. С 1895 по 1897гг. я плавал в Норвегию, трижды зимовал в Тромсе и неплохо выучил норвежский язык.

В 1898 году по стечению обстоятельств мне пришлось зимовать в Архангельске. Я осмелился продолжить свое мореходное образование и поступил в Соломбальскую мореходную школу, и в марте, сдав экзамен, получил звание капитана дальнего плавания. Этот год принес и другие перемены. В мае я женился на девушке своего круга, крестьянке из окрестностей Архангельска.

Десять лет моей судоводительской работы до 1903 года включительно прошли в плавании к берегам Норвегии и частично в Кандалакшский залив, село Кереть на судах Вязьмина. Я уже имел неплохую репутацию капитана. Месячная зарплата моя держалась в 25 рублей и постепенно повышалась. К последним годам службы у Вязьмина я получал 35 рублей в навигационное время, а за кампанию в зимнее время ничего не получал.

К 1903 году я имел семью в составе четырех человек: себя, жены, сестры и двухгодовалого сына. Домишечко, оставшийся нам от отца, приходил в ветхость, а средств хватало только на пропитание. С осени жена моя слегла, болея какой-то внутренней болезнью. Болезнь жены и недостаток средств наводили на мысль изыскивать место с большим заработком.

В январе 1904 года я получил приглашение поступить на административный пароход «Мурман» помощником капитана. Здесь сыграло роль знание мной норвежского языка, так как пароход этот постоянно плавал около русско-норвежской границы, охраняя рыбные промыслы западной территории Мурмана. С нелегким сердцем оставил я тринадцатилетнюю службу у Вязьмина. Случилось это 1 марта 1904-го. Роковое совпадение: в этот же день умерла моя жена и мать моего ребенка. Я поехал к месту новой службы, оставив сына на попечении своей сестры.

Я поступил на «Мурман» помощником капитана 11 марта 1904 года. Пароход был длиной 81 фут, сила его машины - 180 индикаторных сил. Находился он в ведении Архангельского губернского управления. Деятельность его состояла в разъездах администрации Александровского уезда по Мурманскому побережью от русско-норвежской границы и до Святого Носа, охране промыслов от норвежских хищников и оказании помощи всем видам судов, терпящих аварии или бедствия. Плавание в летнее время было не затруднительным, но в позднюю осень заботливое ввиду малых размеров парохода и продолжительной темноты. Зимовал пароход большей частью в Александровске, иногда в Архангельске. Служба помощником капитана состояла в содержании судна в исправном состоянии и полной готовности к плаванию. Месячный оклад был 75 рублей и еще 25 рублей столовых. Та насущная нужда в средствах, которую я испытывал, полностью вознаграждалась. В 1905 году я женился вторично, жизнь требовала этого.

Я служил на этом пароходе четырнадцать лет, два последних года капитаном. В марте 1918-го я поступил старпомом на судно Т-12 Дирекции маяков и лоции Белого моря, работал по обвехованию в море и на снабжении маяков. Около трех месяцев затем работал я у судохозяина Могучего на разоружении парусных судов и хранении их. В январе 1919 года я снова поступил в Дирекцию маяков на вакантное место старпома плавучего маяка «Северодвинский». И после этого времени непрерывно служба моя продолжается и до настоящего времени в том же учреждении, переименованном в Убеко-Север, на разных должностях в течение 15 лет. Был я старпомом и командиром судна Т-11, помощником капитана плавучего маяка «Северодвинский», а с июня 1926 года и по настоящее время являюсь лоцманом Онежской лоцвахты.

Итак, мне теперь 63 года, жизни морской, работы и службы за это время прошло 56 лет. Их я разделил на два периода. Первый - это гнет нужды и тяжелых физических работ, испытанных мною, я назвал его батрачеством. Работа во второй части службы требовала менее физического труда, но умственных усилий и забот. С переходом на лоцманскую службу я переехал на постоянное место жительства в Сумский Посад, где и мечтаю провести остатки своих дней. В 1933 году в марте продал свой дом с правом дожить в нем до смерти.

Пишу на память о жизни отца его милому сыну.

Сумский Посад, 20 апреля 1934 года».

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта