Главный маммолог Москвы: «Нужно рожать и кормить грудью!»

Диагноз: рак молочной железы рискует услышать в течение своей жизни каждая восьмая женщина. При этом, если диагноз поставить вовремя, 94% пациенток излечиваются полностью. Но многие просто не знают, что значит это «вовремя». 42% женщин с раком груди обращаются к врачам лишь на последней стадии заболевания, когда уже не только привлекательность, но и сама жизнь висит на волоске.

КАК же решить данную проблему? Мы побеседовали об этом с главным маммологом Комитета здравоохранения г. Москвы, руководителем диагностического центра «Клиника женского здоровья», заслуженным врачом РФ Евсеем Григорьевичем Пинхосевичем.

MM: Евсей Григорьевич, в последнее время вокруг рака груди очень много шума. Это что, какая-то эпидемия?

ЕП: Нет, об эпидемии мы не говорим. Однако сейчас во всем мире, в том числе и в нашем государстве, действительно наблюдается рост заболеваемости - около 3% ежегодно. Вторая причина - безусловно, улучшилась диагностика. Диагностика, конечно, не влияет на заболеваемость. Но мы стали выявлять заболевания на более ранних стадиях. Из-за этого число людей, которых берут на учет, может расти немного быстрее. Например, в первые годы после того, как мы в Москве начали активно работать в этом направлении, у нас заболеваемость выросла на 5-7%.

MM: А в чем заключается эта работа?

ЕП: В Москве, начиная с 1998 года, в соответствии с решением правительства Москвы и приказом по департаменту здравоохранения Москвы, проводится подпрограмма «Профилактическое обследование женского населения г. Москвы в целях выявления различных заболеваний молочных желез». Один раз в два года женщины от 40 до 60 лет подлежат профилактическому скринингу на маммографе - специальном рентгеновском аппарате, предназначенном для исследования молочных желез.

MM: Это не вредно?

ЕП: Нет, доза там минимальная. Поэтому, если нужно, можно делать и не раз в два года, а чаще.

MM: Как именно вы привлекаете женщин к этому исследованию?

ЕП: Обычно, когда терапевты или участковые сестры посещают квартиры, они приглашают на маммографию. Кроме того, когда женщина попадает в поликлинику - по любой причине - ее тоже направляют на эти исследования.

MM: Такая программа профилактики существует только в Москве?

ЕП: Юридически - да. Это достаточно дорогое мероприятие, требующее специальной аппаратуры и квалифицированных специалистов. Конечно, мы обучаем специалистов из других городов. Во многих регионах есть маммографические центры, отделения при больницах. Но туда, как правило, направляются люди, у которых уже есть какие-то подозрения.

MM: Есть такое мнение, что скрининг не намного эффективней, чем самообследование. Потому что, даже если маммо¬граф выявил опухоль на ранней стадии, ее все равно на этой стадии не лечат.

ЕП: Нет, это неверно. У нас в прошлом году было прооперировано около 100 женщин с непальпируемой опухолью. То есть с такой, которую невозможно обнаружить руками при самообследовании.

MM: Но вы сами сказали, что оборудование дорогое. Может, лучше обучить миллион женщин самообследованию, чем тысячу женщин проверить на аппарате?

ЕП: Самообследованию мы тоже придаем большое значение. Публикуем специальные брошюры, где об этом подробно рассказывается. Но надо понимать, что когда опухоль прощупывается - она уже достаточно большая. А ведь чем меньше опухоль, тем больше возможностей сделать щадящую операцию, когда удаляют лишь небольшой пораженный участок.

Но кстати сказать, скрининг как таковой во многих странах прекращен. Я знаю, что государственные программы есть в Финляндии и Швеции, там это считается необходимым. А вот в США, как мне рассказывали, практически все пациенты попадают к маммологамм по собственным обращениям. Они там активно развивают пропаганду самообследования, крутят ролики на ТВ, но от повального скрининга они отошли. И во Франции, в маммографическом центре Парижа, мне тоже говорили, что занимаются больными только по обращаемости. Всеобщий скрининг они считают дороговатым.

MM: Ну, тогда для нашей страны это будет совсем дорого. Может, нишу займут коммерческие маммологи?

ЕП: Коммерческие клиники, конечно, выполняют часть работы. Но для большинства женщин это очень сложно в финансовом отношении: отдать всю зарплату за одно исследование.

MM: А как вы относитесь к западным благотворительным программам? Вот, к примеру, компания Avon в этом году отправила пару мобильных маммографических комплексов по регионам России. Уже по пяти городам проехали, 3268 женщин обследовали, у 8,6% из них нашли злокачественные образования...

ЕП: Я к ним отношусь вполне нормально. Когда есть хороший аппарат, хорошая пленка - почему бы не обследоваться? Но они могут охватить этой программой очень мало женщин. Это не решение. Даже мы проводим скрининг женщин только от 40 до 60. Это не потому, что после 60 нет рака молочных желез. Он есть, хотя и протекает несколько иначе. Просто мы стараемся брать те группы, в которых наибольшая вероятность зарождения опухолей.

MM: То есть вы считаете, что в России надо развивать государственную программу скрининга?

ЕП: Да, именно государственную. Такую, какая была в СССР по флюорографии грудной клетки для выявления туберкулеза.

MM: Если продолжать аналогию: в СССР была создана мощная сеть туберкулезных диспансеров. Ваш центр раньше назывался «Маммологическим диспансером», и он был единственный в стране. Какую роль он играет в общей системе диагностики рака молочной железы в столице?

ЕП: У нас в Москве налажена трехуровневая система диагностики. Сначала женщина идет в местную поликлинику, где ей после осмотра делают маммо¬графию в рентгеновском кабинете. Второй уровень - окружные маммологические отделения. И наконец, если нужны совсем сложные исследования, если нужно выявить какие-то мельчайшие изменения - пациентов направляют в наш центр. Представьте, что это такое: надо попасть иглой в опухоль размером в полсантиметра. Сейчас у нас есть цифровой аппарат, где ввод иглы рассчитывается на компьютере.

Так что в Москве вся эта система хорошо отработана. Но на это ушло три десятка лет...

MM: А как вы относитесь к другим видам диагностики рака молочной железы? Скажем, к маммосцинтографии?

ЕП: Я отношусь к этим методам как к дополнительным. Основным, базовым методом для исследования женщин старше 35 лет все-таки является рентгеновская маммография. Более молодых женщин мы иногда направляем на ультразвук - это тоже используется как вспомогательный метод для дифференциальной диагностики: например, чтобы различить доброкачественную опухоль и кисту.

MM: Можно ли снизить заболеваемость другими способами? Устранить сами причины рака молочной железы?

ЕП: Причин возникновения злокачественных опухолей очень много. Но есть явные группы риска. Во-первых, это женщины, у которых по прямой материнской линии был рак молочной железы.

Второе - женщины, которые делают аборт до 18 лет. Мы об этом много говорим, но заставлять людей мы не можем. Когда девчонка в 16 лет забеременела, ей обычно нет дела до того, что с ней будет через 10-20 лет.

Третья группа риска - женщины с определенными формами мастопатии. Вообще, мастопатии есть почти у каждой женщины. Но среди них есть так называемые «железистые» формы, таких пациентов мы берем на диспансерное наблюдение.

Следующий фактор - кормление грудью. Сейчас пошла такая мода: чем меньше женщина кормит, тем лучше для нее. Но не для ее груди! Кормление грудью необходимо, потому что оно заставляет молочные железы работать, выполнять свои физиологические функции. Кстати, то же касается и родов - наши бабушки гораздо больше рожали, и у них было меньше проблем с опухолями.

И еще одна группа риска, которая в наше время, к сожалению, все чаще способствует развитию злокачественных опухолей. Это травмы. Женщины, которые водят машины, часто бьются грудью о руль. А те, кто ездят в переполненных автобусах и метро, тоже получают микротравмы в толкучке. Когда микротравма одна - это ничего. Но когда они постоянны, это способствует развитию различных заболеваний, в том числе рака.

MM: Сейчас много спорят о том, можно ли женщинам загорать без верхней части купальника.

ЕП: Я считаю, что попадание прямых солнечных лучей на молочную железу не может быть ни в коей мере полезным. Особенно когда я и мои коллеги видим у пациенток какие-то мастопатии - мы категорически высказываемся против загорания под прямым солнцем. Если едете на море - сидите под зонтиком. А когда выходите купаться - надевайте купальник. Я не говорю о том, что все, кто загорают голыми, стопроцентно заболеют раком. Но риск увеличивается.

MM: Есть данные, что в разных странах распространены разные формы рака. Есть ли какие-то «географические предпочтения» у рака груди?

ЕП: Есть. Но на мой взгляд, это не связано с климатом. Например, в наших бывших республиках Средней Азии рак груди встречается реже. Но дело в том, что там рожают чаще, вот в чем причина. С другой стороны, в Японии в свое время рака молочной железы тоже почти не было. А теперь заболеваемость растет. Видимо, играют роль скученность населения, автомобильные травмы, загрязнение атмосферы...

MM: А возможен ли рак молочной железы из-за неправильного питания?

ЕП: Я видел работы, где делают такие выводы. Но я лично не имею такой статистики. И я знаю, что аспирант, который готовит диссертацию, может написать что угодно. Если у него стоит задача доказать, что жирная и сладкая еда увеличивает риск - так он и докажет это. Но у меня, повторяю, нет уверенности, что существует такая связь. К нам приходят очень разные женщины.

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта